Наталья Эстемирова: Дорога в Тбилиси. Туда и обратно

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Все началось с того, что я получила приглашение принять участие в семинаре Международной федерации по правам человека 8-10 ноября 2008 года. Семинар - дело для правозащитников обычное, необычно место проведения: Тбилиси.
 
Я была в этом городе один раз в 1984 году и до сих пор помню как захватывало дух от страха на военно-грузинской дороге и от красоты проспекта Шота Руставели. Но это было в советское время, когда никаких границ внутри СССР не было. А сейчас это другая страна, да еще и после недавней войны с Россией, в которой живу я. На всякий случай, спросила совета у подруги, которая только что проделала этот путь в составе группы правозащитников, и она мне категорически заявила, что в нынешних условиях, да еще с моей национальностью, до Тбилиси я не доеду, а, может и обратно не вернусь. Значит, придется ехать до Баку на маршрутках и такси, - это, конечно, тяжеловато, но зато, оттуда можно добраться поездом до Тбилиси. Об этом поезде мне сообщила моя бакинская подруга, сказав, что к утру следующего дня я буду в Грузии, - вроде все просто.

5 ноября вечером мне пришлось выехать Грозного в Хасавюрт, чтобы утром, не теряя времени, начать долгий путь в Баку. Хорошо, что в Хасавюрте у меня живет тетка, есть где переночевать. У тетки оказались гости, а у них проблемы. Недавнее землетрясение затронуло и их. Они слышали, что пострадавшим в Чечне уже помогают, а у них, в Дагестане, пока только осмотрели повреждения. Вечное заблуждение россиян: они слышат по телевидению от представителей власти, что Чечне выделены гигантские средства на восстановление, и верят, что это так. Хотя давно на своем примере могли бы убедиться, что жизнь на экране сильно отличается от той, что в реальности. Но мои слова о том, что чеченцы вряд ли получат больше дагестанцев, кажется их не успокоили.

Утром 6 ноября мы выехали в Азербайджан, с надежным таксистом, которого рекомендовали местные "челночницы".

Как только проехали Махачкалу - первая неприятность: выяснилось, что главный таможенный пункт на реке Самур закрыт уже второй день, - что-то произошло с компьютерами, придется ехать через другой "Тагиркент-Казмаляр". Значит, дорога удлинняется почти на пятьдесят километров, а у меня уже начинается головная боль. Мы свернули на боковую дорогу, машина то и дело подскакивала на ухабах и на "лежачих полицейских" (возле сел они преграждали путь через квартал, возле каждого киоска).

Не доехав трех километров до главной таможни, мы свернули на боковую дорогу (плата за проезд значительно увеличилась) и, проехав около пятидесяти километров, остановились возле толпы людей и машин. Мне показалось, что там человек двести на улице, а сколько еще в машинах? Я ужаснулась: поезд в 8 часов вечера - как тут успеть? Таксист спросил, нет ли у меня каких-нибудь "корочек"? Конечно, есть, - я же эксперт Уполномоченного по правам человека в России. Таксист подозвал знакомого, тот, взглянув на удостоверение, решил, что оно подходит, и передо мной открылась калитка в ограде, наподобие тех, что на полях загораживают путь скоту.

Пройдя с десяток метров, я обнаружила толпу не меньшую, чем на первом посту, но состояла она из людей с огромными сумками. У прохода в коридор из колючей проволоки столпились мужчины, загораживая его наглухо, а рядом, привалившись к хлипкой изгороди, прямо на грязном булыжнике сидели и полулежали на сумках старики и старухи. Настроение опять упало: мне здесь не пробиться и на поезд не успеть. Из боковой калитки вышел высокий мужчина в форме, явно начальник. Я кинулась к нему со своими "корочками", представилась.

- Очень хорошо, что вы здесь оказались, - говорит он. - Меня зовут Абузар, я начальник этого пункта. Сейчас сами убедитесь в том, что здесь творится после того, как ту таможню закрыли. Идите за мной.

Потом он велел встать всем старикам и повел за собой, расчищая дорогу от сумок и парней с крепкими плечами. Забрал также семьи с детьми. Наконец, я протягиваю паспорт в одно из трех окошечек, пограничник строго глядя на меня и спрашивает, какой я национальности.

- Чеченка, - удивленно отвечаю я. Ни у кого передо мной об этом не спрашивали.

- На фильтрацию! - говорит он и отдает мой паспорт солдату у меня за спиной.

- Какая фильтрация? Почему?

- Потому что - чеченка, - безапелляционным тоном отвечает солдат,

- Что происходит? - спрашиваю я подошедшего начальника. - Что за фильтрация для чеченцев?

- Да, нет, не фильтрация, - пытается он сгладить ситуацию. - Просто перепишут ваши данные.

- Но ведь никого больше на фильтрацию не отправили. Это только для жителей Чеченской республики?

- Ну, вы же понимаете, почему.

- Нет, я не понимаю, как я могу внушать кому-то подозрение только потому, что живу в Чечне. У вас есть письменное распоряжение на этот счет?

- Нет, - вздохнув отвечает Абузар. - Так что, если будете писать – вините меня.

И он полностью назвал свою фамилию и звание. Только мне, вместо его собственной фамилии, вспомнилась другая - Верещагин из "Белого солнца пустыни", который до конца остался верен своему долгу перед Родиной, даже, когда родины этой уже не было.

Получив назад свой профильтрованный паспорт, я перешла на азербайджанскую сторону. Там грязь и убожество еще большее, чем на российской. Окошечко всего одно, рядом спешно сооружается фанерная будка, и снова впереди меня очередь. Паспорта забирают сразу у нескольких человек, потом выдают, выкликая имена (фамилию простому азербайджанскому парню прочитать слишком трудно).

Наконец, я на другой стороне. Тут плата за проезд тоже повышена, но не так круто, как в Дагестане. Цвет "мерседеса" трудно определить даже стоя рядом, настолько он грязный. Как только мы выезжаем, становится ясно, почему азербайджанцы строят хорошую бетонную дорогу от российской границы до Баку. Её планируют открыть к новому году, но сейчас мы практически все время едем по гравию густо перемешанному с грязью. Но водителя раздражает не это, а "КамАЗы" с песком и гравием, которые то и дело возникают впереди и заставляют снижать скорость. Он нервно курит какие-то, явно недорогие сигареты. У меня раскалывается голова, и, несмотря на то, что в сумке есть таблетки от головной боли, я не смею попросить его остановиться, чтобы купить воды, потому что боюсь опоздать на поезд. Все чаще проезжаем мы села и городки. Дома здесь проще, чем у нас, цвета бледнее, но то и дело - огромные, яркие портреты экс-президента Гейдара Алиева. Ой, что-то это мне сильно напоминает...

- Раньше рядом везде были портреты его сына - президента Ильхама Алиева, - но теперь он велел их убрать, - говорит таксист.

И тут сходство. Правда, у нас эти портреты быстро вернулись на свои места в еще более красочном виде.

В Баку мы прибыли как раз в час пик, - двигаемся со скоростью пешехода. К вокзалу все-таки подползаем вовремя. Я быстро меняю деньги, протягиваю их в окошечко вместе с паспортом, кассир возвращает мне все обратно и сообщает, что поездом я ехать не могу, потому что у меня нет грузинской визы. В отличие от российско-азербайджанской границы, которую можно пересечь на поезде и получить визу, на азербайджано-грузинской границе это невозможно. Моя бакинская подруга такие подробности мне не сообщила. Люди из очереди объясняют мне, что я должна ехать на автовокзал, а оттуда автобусом добираться до таможни "Красный мост" на границе. Таксист, молодой интеллигентный человек, сомневается, что автобус будет в это время. Я замечаю, что в Баку строится много жилых домов, - значит, республика развивается, население живет лучше?

- Нет, - разочаровывает меня таксист. - Квартиры в этих дома для нас недоступны. Видите, как мало окон светится в этих домах? Когда Америка всерьез начала угрожать Ирану, сюда хлынули их богачи. Теперь жизнь в Баку не дешевле, чем в Москве.

В этом я не уверена. Но что касается темных окон, это мне хорошо знакомо по Грозному. У нас теперь в центре красивые многоэтажные дома, квартиры в которых, вроде, получили беженцы, - но, видимо, они до сих пор где-то бегают, так как по вечерам в них светится всего два-три окна.

Таксист переживает за меня, он сначала убедился, что автобус есть, а потом, сказал, что я могу не платить, если у меня проблемы с деньгами, и вообще он готов помочь, если в чем-то нуждаюсь. Спасибо, - это очень приятно, но меня ждет автобус. Я купила билет, села на свое место, выпила, наконец-то таблетку, - боль постепенно ушла. Ехать придется всю ночь, нужно постараться заснуть. Водитель почему-то забирает билеты, у тех, кто их купил, и обещает отдать при выходе. Рядом устраивается мужчина, снимает обувь, воздух наполняется слабым запахом перегара и сильным - грязных носков. Я тихонько оглядываюсь, нет ли свободного места, но в проходе плотно стоят пассажиры. Тем более, надо постараться заснуть. Но не тут-то было. Экран монитора впереди салона осветился и из динамиков вырвались дикие звуки рекламы. Потом пошел фильм, персонажи которого то и дело вскрикивали так, что стекла дрожали, - но, похоже, мучило это только меня, так как в автобусе то и дело раздавался радостный смех.

В первом часу ночи фильм, наконец, кончился, автобус остановился пассажиры вышли отдохнуть, выпить чаю в местном кафе. Как только я села за столик, рядом устроился мой сосед и еще двое его земляков, которые стали угощать меня чаем и предостерегать меня от опасностей, грозящих в такой дороге одинокой женщине. Я-то хотела купить минералку, тем более, что стаканы, отнюдь не блестят, и ни одной женщины среди обслуживающего персонала я не вижу, но отказаться от предложения - значит обидеть. Оказывается мои спутники - азербайджанцы, родом из Грузии. Старики живут там по-прежнему, молодые вынуждены искать работу в России и Азербайджане и навещать время от времени своих родителей. Говорит со мной только один, двое других тоже хотят принять участие в беседе, но русским языком уже не владеют.

Возвращаемся в автобус и едем дальше. Запах носков становится заметно слабее, зато запах перегара становится таким, что заснуть невозможно совершенно. Автобус теперь время от времени останавливается, кто-то выходит, и, наконец, когда мне уже казалось, что эта дорога не кончится никогда, водитель включает свет и все выходят из автобуса. Вскакиваю и я, забыв забрать билет, который нужен мне для отчета. Мои попутчики, как люди бывалые, обещают мне помощь, если в друг у меня возникнут какие-нибудь проблемы. Какие могут быть проблемы, - ведь я уже рядом с Грузией? Саакашвили заявил, что в отличие от российского президента, он не будет препятствовать приезду россиян, и визу они могут получить на границе, заплатив 40 долларов.

Грузинская таможня существенно отличается от российской и азербайджанской: территория заасфальтирована, колючей проволоки не видно, пограничники корректны. Снова старики с котомками, "челноки". Сухощавая смуглолицая женщина волочит две сумки, каждая из которых величиной с комод. Цвет волос ее убит гидропиритом, но от корней давно ползет предательская чернота.

Взяв мой паспорт, офицер неожиданно задает мне все тот же каверзный вопрос:

- Кто вы по национальности?

- Чеченка, - говорю я, готовясь спросить, могу ли оплатить визу в евро, а не в долларах.

Офицер просит меня подождать у турникета, выходит, и, возвратившись через некоторое время сообщает:

- Вам отказано во въезде.

- Что? Как это может быть? На каком основании?

- А если бы я захотел приехать в Россию, меня бы пустили? Ваш президент запретил нам это, - заявил офицер.

- Но почему я должна отвечать за его действия? Ведь ваш президент гарантировал, что мы можем приезжать в Грузию, мои коллеги из Москвы были здесь только что!

- Они из Москвы.

- Значит, дело в том, что я из Грозного?!

Офицер пожимает плечами и уходит.

Мне остается только вернуться на азербайджанскую границу. Мой мобильник здесь не работает, позвонить своим друзьям я могу только по телефону в магазине на другой стороне. Молоденький пограничник, удивился, увидев что я возвращаюсь, и посоветовал подождать: скоро будет пересменка, можно сказать, что я только что приехала, но национальность не называть. Спасибо за дружеский совет, но мне это не подходит.

Друзья в шоке. Вроде со всеми все согласовали, всех предупредили, и вдруг такая неприятность. Ко мне на помощь выезжает один из руководителей грузинского "Центра по правам человека" Уча Наношвили. В ожидании его захожу в соседнее кафе, пытаюсь читать взятую в дорогу книгу, но строчки разбегаются. Неужели придется возвращаться? Но как? Опять этим же автобусом? Но когда он выходит отсюда и когда будет в Баку? Наверное, пора уже выяснять это.

За соседним столиком расположилась семья с двумя маленькими детьми, дети вскоре начали бегать, закрывать и открывать двери. Я хотела сказать матери, что девочка может прижать ручку, но тут мужчина что-то сказал мне по-азербайджански. Я покачала головой: "Не понимаю". Тогда он на русском предложил мне выпит с ними чаю, чтобы согреться. Только теперь я почувствовала, что замерзла. Свитер у меня с собой есть, но переодеться негде. Я принимаю приглашение, мои попутчики рассказывают грустную историю. Самир - так зовут азербайджанца - сопровождает жену брата с детьми к ее родителям в Грузию. Доверенность от брата у него есть, но в паспорте снохи нет фотографий детей. Юридическая грамотность населения за требованиями закона явно не успевает. В Грузии, сообщает Самир, как только ребенку исполняется два месяца, родителей обязывают вклеить в загранпаспорт его фото. Но сноха из Азербайджана, там таких требований пока нет, при том, что из страны без фотографий в паспорте детей не выпускают. И вот, в Грузии внучат ждут бабушки и дедушки, а они второй день находятся на границе. Что-то предпринимают родственники в Баку, что-то в Тбилиси, но пока концы не сходятся.

- А почему вы не живете в Грузии? - спрашиваю я.

- Видишь ли, в Грузии простому человеку жить труднее. Здесь все должно быть по правилам. Если торгуешь - должен быть кассовый аппарат, а как я его сразу куплю? А в Азербайджане или в России можно сначала торговать, потом аппарат купить. Или не покупать. Другую работу найти можно. Сейчас думаю, куда поехать. У меня друг есть - чеченец. Он, правда, пока ехать обратно домой не хочет, но его друг поехал. Он богатый, у него там и дом есть, и бизнес в Баку.

Меня зовут к телефону, Уча Наношвили приехал. Наскоро прощаюсь с милым семейством, даю, на всякий случай, свои координаты в Грозном и желаю им удачи.

Уча ждет на другой стороне с кипой бумаг с печатями. Я снова отдаю паспорт и снова получаю отказ.

Наношвили сокрушенно сообщает, что в 2004 году Путин и Саакашвили подписали соглашение, по которому чеченцев и дагестанцев в Грузию не пускают, как потенциальных террористов. Исключения не делают ни для кого. В октябре, в грузинском представительстве в Вене не дали визу известной правозащитнице, а еще раньше не пустили профессора, который приехал из Москвы к другу на свадьбу. И все потому что они - чеченцы. Ну все: прощай мечты о проспекте Шота Руставели, а заодно и горячем душе и теплой постели. Значит предстоят еще одни мучительные сутки, - как я это выдержу? Самира тоже не видно, - значит, и у них не получается.

Уче сейчас не лучше, чем мне, а может быть и хуже: стыдно и за президента, и за ретивых исполнителей. Он продолжает звонить, сообщая время от времени, что подключили и французское и швейцарское представительство, объясняют ситуацию парням из контрразведки, но замминистра находится в Греции, вне зоны действия.

Был уже первый час дня, когда офицер вновь попросил мой паспорт. Оказывается, позвонил министр внутренних дел и велел извиниться. Все, я ничего не чувствую: ни обиды, ни мучений, ни грязи, только радость, что чудовищная несправедливость не совершилась!

Мы едем с Учей через те самые холмы на которых пять часов назад лежала ночная мгла. Меня встречают друзья, которым нужно идти на митинг, но им не терпится услышать рассказ о моих приключениях. Я понимаю, что меня потом попросят повторить его еще не раз, поэтому и решила рассказать сразу и всем.

10 ноября 2008 года