Геополитическая модель Северного Кавказа

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Организаторы: НИИ Кавказа СКНЦ ВШ и Центр системных региональных исследований и прогнозирования Института по переподготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук (ИППК) при РГУ.

Участники: Авдулов Н. С., директор НИИ Кавказа; Венков А. В., зам. декана исторического ф-та РГУ; Гаташов В. В., зав. кафедрой истории ИППК при РГУ; Добаев И. П., консультант-востоковед Северо-Кавказской академии государственной службы (СКАГС) при Президенте РФ; Дружинин А. Г., гл. н. с. Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем при РГУ; Денисова Г. С., зав. кафедрой регионоведения и этносоциологии Ростовского государственного педагогического университета; Лютвайтес Е. В., Ассоциация "Северный Кавказ"; Понеделков А. В., проректор по науке и работе с регионами СКАГС; Смирнов В. Н., зав. кафедрой истории и философии СКАГС; Черноус В. В., директор Центра системных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ.

Геополитическая модель Северного Кавказа

Авдулов Н. С.: Хотел бы предложить вашему вниманию такое представление о геополитической модели: геополитическая модель - это теоретическое, информационное, системное описание всех взаимодействующих факторов в регионе (географических, политических, социальных, экономических, информационных), обеспечивающих условия развития данного региона.

Для того, чтобы сформировать геополитическую модель, очень важно сразу определить ее основу. На мой взгляд, это могут быть три параметра: личность с ее правами, свободами, потребностями; государство; общество.

Что касается системы самих параметров, показателей, парадигмы этой модели, хотелось бы в качестве примера привести работы Института этнологии и этнографии РАН, который давно занимается разработками моделей, например "Модель мониторинга этнополитической ситуации Краснодарского края", "Модель этнополитической ситуации КБР". В них использованы пять групп показателей: географические условия, население, экономические, политические, культурные. Но в них описана не геополитическая, а этнополитическая модель. Я полагаю, что для геополитической модели этих параметров недостаточно. И нам есть смысл обменяться мнениями о принципах разработки модели, а также об иерархии этих факторов и показателей.

Дружинин А. Г.: Проблема геополитики - это проблема территории и власти. Геополитические реалии Юга России многолики. Здесь взаимно наслаиваются противоречивые интересы глобальных и региональных "центров силы", продолжающийся передел властных полномочий и собственности российского федерального центра и регионов, межрегиональные и межэтнические противоречия (в ряде случаев приобретающие форму явных территориальных конфликтов). Сама геополитическая модель региона должна в этой связи быть "многослойной", ориентирующейся на сопряженный анализ разноуровневых (макро-, мезо-, микроуровневых) явлений.

Самостоятельного внимания заслуживают территориальные параметры предполагаемого исследования. Полагаем, что реализация его в границах Северного Кавказа (традиционно СКЭР) окажется недостаточной, неадекватной объективно сложившимся региональным структурам (объектам и субъектам геополитического процесса). Моделирование следует проводить в пределах собственно Северного Кавказа (зоны этнокультурных контактов, эпицентра социально-экономических проблем и геополитических конфликтов), Северо-Кавказского экономического района и в рамках более масштабного, внутренне устойчивого и целостного Юга России, одновременно включая в сферу научных интересов геополитическую ситуацию в сопредельном Закавказье, на Украине, в Казахстане.

Черноус В. В.: Хотел бы поддержать А. Г. Дружинина в том смысле, что нам, прежде всего, нужно определить, что мы будем понимать под геополитикой. Подавляющее доминирование прикладных этнополитических разработок, мониторингов, систем раннего предупреждения конфликтов и т. п. вызывает растущее беспокойство многих исследователей. Концентрация внимания на современных этнополитических процессах, точнее на их экстремальных, конфликтных формах проявления, приводит к искаженному моделированию ситуации на Северном Кавказе.

Очевидна необходимость поиска другого, более широкого и комплексного социального измерения. Поэтому идея разработки геополитической модели, т. е. акцентирование внимания на пространственно-территориальном факторе и его качественных, количественных характеристиках, их динамике и векторе, представляется достаточно плодотворной (если, конечно, и его не абсолютизировать). В настоящее время этот подход, обеспечивающий макроуровень исследования, позволяет объяснить, выявить логику многих событий в регионе. Правда, исходя из геополитического подхода, более корректно было бы говорить не о модели Северного Кавказа, а о Кавказе, конструируя внутри- и внешнегеополитические подсистемы, в его резонансе с борьбой интересов государств, блоков, транснациональных монополий в Крыму и на Балканах.

Прежде чем приступить к разработке модели, нам необходимо прийти к единому пониманию геополитики, определить, в рамках какого направления, школы мы собираемся работать и, соответственно, согласовать инструментарий, четко определить понятийный аппарат.

На мой взгляд, необходимо построить теоретическую геополитическую модель Кавказа, а уже на ее основе моделировать геостратегию России в регионе, возможные вызовы нашим национально-государственным интересам и безопасности. Я разделяю мнение профессора Дружинина о том, что модель должна быть многоуровневой. Как минимум, следует выделить три уровня: локальный, региональный и глобальный. Модель необходимо строить с учетом истории формирования и делимитации Кавказа как геополитической и социокультурной реальности, истории кавказского вопроса как части восточного.

Хочется надеяться, что планируемое построение геополитической модели Кавказа позволит найти пути преодоления негативной и унизительной для народов России динамики процессов. Сама же идея, как представляется, вполне реализуема, несмотря на наши скудные материальные ресурсы. В перспективе целесообразно привлечь в качестве авторов, экспертов, оппонентов специалистов из других регионов Северного Кавказа, а их немало: Я. З. Ахмадов, Ш. А. Гапуров (Чечня), А. М. Маркулов (Нальчик), А. М. Авраменко (Краснодар), ученые из Адыгеи, Дагестана, Ставрополья и др.

Гаташов В. В.: Безусловно, необходимо уяснить для себя специфику того подхода, который мы называем геополитическим. Схема, которую мы обсуждаем, отличается от традиционных комплексных аналогов, которыми переполнены многочисленные социально-экономические прогнозы. Я думаю, что в понимании специфики геополитической модели мы должны поставить несколько проблем: что мы будем моделировать - геополитическое пространство или геополитическую ситуацию, основные тенденции ее развития. Попытки создания моделей геополитических ситуаций на примере тех или иных регионов - есть результат этих исследований. Но когда знакомишься с этими работами, возникает ощущение, что авторы этих исследований сами себе до конца не уяснили суть геополитического подхода.

Специфика геополитического подхода определяется ролью, которую пространственный фактор играет в исторических судьбах Северного Кавказа. Пространство Северного Кавказа может быть структурировано по следующим основаниям: географическому, экономическому, социокультурному и культурному. Таким образом, состояние и взаимодействие этих типов пространства могут рассматриваться как одна из задач геополитического моделирования. Вторая задача: выявление баланса сил, воздействующих на геополитическую ситуацию в регионе, анализ их влияния на состояние и трансформацию перечисленных выше пространств. Как представляется, именно такой подход наиболее полно отражает специфику геополитического моделирования.

Смирнов В. Н.: Н. С. Авдулов задал общую теоретическую направленность дискуссии. Сегодня геополитика звучит в различных плоскостях, и первый настораживающий момент - проблема факторов. С одной стороны, нельзя забывать, что геополитика родилась и зиждилась на социальном дарвинизме и на мальтузианстве, т. е. она имеет свой оттенок в общественном восприятии; с другой стороны, сегодня всех волнуют геополитические прогнозы. Геополитика стала модной и в то же время очень неопределенной, подчас паранаучной. Цель нашей встречи - не играть в семантику геополитики, а определить какие-то постулаты, общую теоретическую направленность, от которой можно оттолкнуться и двигаться вперед. Самый, как мне кажется, замечательный момент - то, что сегодня мы присутствуем при крайних формах борьбы различных геополитических концепций, по сути, идет их война. Нас сейчас в известной мере должна насторожить направленность теоретических споров, которые обосновывают футурологические модели глобального мира, и в них иногда России не остается места.

Геополитика как наука определилась давно, и можно оттолкнуться от того классического багажа, которым мы владеем в данной ситуации. В уже высказанных предположениях, на мой взгляд, содержатся если не точные, то приблизительные контуры модели, которую мы можем построить. В дискуссии важно подчеркнуть новые моменты для каждого из нас и определить дальнейшие направления работы.

Лютвайтес Е. В.: В трех тезисах попытаемся сформулировать некоторые возможные подходы к моделированию Северного Кавказа, используя при этом (отнюдь небесспорный) понятийный аппарат из арсенала геополитики.

Для этого необходимо:
1. Уяснить, какую роль Северный Кавказ играл или потенциально может играть в мировой политике. Исторически Кавказ являлся для европейцев воротами на Ближний Восток и на протяжении длительного времени становился ареной противоборства континентальных империй Средиземноморья, Восточной Европы и Ближнего Востока.

В настоящее время регион представляет международный интерес в качестве транзитной зоны для транспортировки каспийской нефти из Азербайджана и Казахстана в Европу. Но стремление ряда стран свести к минимуму роль России в этом регионе, а также связанная с этим военно-политическая нестабильность на Северном Кавказе привели к тому, что в Стамбуле в ноябре 1999 г. в рамках встречи на высшем уровне по безопасности и сотрудничеству в Европе был подписан договор о транспортировке нефти через Азербайджан, Грузию и Турцию. Таким образом, северный путь через Россию и порт Новороссийск может остаться незадействованным. В случае успешной реализации транспортировки нефти по южному пути, Северный Кавказ существенно теряет свое значение как важная международная транспортная артерия.

2. В любопытном ракурсе предстает роль Северного Кавказа, если его рассматривать через призму классической англосаксонской геополитики. Например, с позиции концепции "Морской силы" (талассократии), компонентом которой является доктрина "анаконды". Суть этой доктрины, изложенная в работе Ю. Тихонравова, сводится к тому, чтобы территориям континентальных держав перекрывать выходы к морским пространствам. Усилия, направленные на вывод из-под контроля России Прибалтики, Украины и Грузии (а ранее Польши, Афганистана и Восточной Германии из-под контроля СССР), несмолкаемые дискуссии по вопросу Курильских островов, а также последовавшие за ними попытки отторжения от России Чечни и Дагестана - все это звенья одной цепи попыток сдавить континентальную массу Евразии, отодвинув тем самым Россию от береговых зон.

В соответствии с позицией другого течения в геополитике, концепцией теллурократии, напротив, средоточение континентальных масс Евразии (haertlend) рассматривается как наиболее благоприятный плацдарм для контроля над всем миром, т. к. огромные внутренние пространства Евразии играют роль осевого региона мировой политики в силу того, что haertlend непроницаем для морских империй и богат природными ресурсами. Вместе с Африкой Евразия образует, как сплошной континентальный пояс, Мировой остров.

Учитывая сказанное, становится очевидным, что антироссийские тенденции, откуда бы они не исходили, хотя осознаются или преподносятся как идеологические, политические, религиозные разногласия, на интуитивном уровне ощущаются скорее как геополитические, а Северный Кавказ, наравне с Прибалтикой, Украиной, Казахстаном и др., становится важным геополитическим полем на мировой шахматной доске. Кстати, в этом ключе объяснима озабоченность Запада по поводу предстоящего союза России и Белоруссии, а также успешных действий федеральных сил в Дагестане и Чечне, в результате которых были сорваны планы по воссозданию объединенного теократического (скорее, религиозно-экстремистского) государства на территории этих (а также и других) регионов, наподобие того, что в свое время удалось сформировать на Северном Кавказе Шамилю. Сжатие континентальной массы приостановлено, хотя не является необратимым.

3. Наконец, необходимо разобраться, в какой внешний геополитический контекст модель будет помещена. То есть, важно определить, идет ли речь о монополярном мире (в таком случае модель региона следует соотносить с мондиалистскими концепциями), биполярной глобальной системе или же наш конструкт будет помещен в полицентрический мир.

Выдвинутая германской геополитикой концепция большого пространства представляется весьма продуктивной для моделирования Северного Кавказа. Большое пространство является формой наднационального объединения, основанного на стратегическом и идеологическом факторах. Но в отличие от других панидей (пангерманизма, панамериканизма и т. д.), а также от идеи советского интернационализма большое пространство основывается на культурном и этническом плюрализме, на широкой автономии, ограниченной лишь стратегическим централизмом и тотальной лояльностью к высшей в иерархии властной инстанции. Вопрос лишь в том, кто возьмет на себя функцию высшей властной инстанции в реализации такого геополитического шага.

Если предпринять попытку разместить разрабатываемую геополитическую модель Северного Кавказа в контексте монополярного мира, то целесообразно было бы обратиться к опыту активного вмешательства НАТО в политические процессы на Балканах, а также (через Турцию, Азербайджан и Грузию) в кавказскую политику России. В этом случае продуктивным представляется сравнительный геополитический анализ Балкан и Кавказа - провозглашение самостоятельных независимых государств и значительной автономии в составе Российской Федерации.

Не случайно З. Бжезинский ввел в дискуссию понятие "Евразийские Балканы", куда включены Северный Кавказ и Закавказье. По мнению Бжезинского, указанный геополитический регион представляет собой силовой вакуум, который США, как единственный глобальный центр могущества, естественно, не могут безучастно созерцать. То есть, предлагаются более чем очевидные технологические параллели с Европейскими Балканами и возможное активное интервенирование приобретенного западным альянсом опыта при продвижении своих интересов на Балканах, а также на Кавказе вообще и на Северном Кавказе, в частности.

Но здесь важно не ошибиться в выборе геополитических союзников, ослабляя традиционные глобальные и региональные центры могущества, и пытаться создавать альтернативные, забывая о буферной функции России на линии культурного континентального евразийского разлома, этом источнике потрясений. Разрабатываемая геополитическая модель Северного Кавказа призвана, кроме прочего, служить атлантистским геостратегам постоянным напоминанием об этом. В этом должна заключаться одна из ее важнейших функций, так сказать, геополитическая модель с вектором внешнего воздействия.

Добаев И. П.: Одним из факторов, способным повлиять на геополитическую модель Северного Кавказа, является проникновение в этот регион ваххабизма. Это фундаменталистское религиозно-политическое движение в суннитском исламе возникло в Саудовской Аравии в середине XIX в. как контраргумент распространению в мусульманском мире суфизма с его культом святых, почитанием шейхов и устазов. Стержневое положение ваххабизма - идея о джихаде (священная война за веру) против многобожников и мусульман-отступников, конечной целью которого является построение исламского государства. В целом для ваххабизма характерны крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм в практике борьбы с политическими противниками. В настоящее время радикальный ваххабизм всячески сдерживается в самом Королевстве Саудовская Аравия (КСА), однако как действенное средство он втайне используется вне ее пределов для решения геополитических и других задач. Более того, экстремисты откровенно "выдавливаются" из КСА в различные "горячие" точки мира, будь то Афганистан или Чечня (пример Усамы бен-Ладена весьма характерен). Так решается двойная задача: реализуются собственные интересы в различных регионах планеты и на время "разряжается" ситуация в Королевстве.

Далеко идущие планы саудовского руководства на Северном Кавказе обеспечиваются посредством "негласного" использования возможностей такой, например, неправительственной структуры, как ""Аль-Игасса" (МИОС) - центры"". Стремясь завладеть умами и настроениями как можно большего числа верующих северокавказских республик, эмиссары МИОС за период своей деятельности в регионе приняли активное участие в создании новых и реорганизации существующих мусульманских организаций и движений, неизменно привнося в их деятельность идеи исламского радикализма, нетерпимости к представителям других вероисповеданий, откровенных антироссийских настроений. Это и дагестанский филиал Всесоюзной ИПВ, и такие организации как "Исламское движение Кавказа", "Аль-Ислами" и др. Идеи джихада против "неверных" уже в 1992 г. проповедуются в исламской школе (Кизил-юрт).

В дальнейшем были созданы и другие исламские организации, поддерживающие тесные контакты с МИОС, большинство из них - в Дагестане: "Союз мусульман России" (лидер - Н. Хачилаев), "Исламская партия возрождения России", "Братья-мусульмане", "Исламский Джамаат Дагестана" и др. Организуются и региональные структуры: конгресс "Исламская нация" (М. Удугов), организация Кавказской солидарности "Кавказский Дом" (С. Радуев), "Конгресс народов Ичкерии и Дагестана" (O. Басаев) и т. д. Весной 1995 г. на территории Чечни был создан Исламский боевой батальон, командиром которого стал сегодня всем уже известный Хаттаб, гражданин Иордании. Впоследствии в Чечне он организовал учебный центр "Кавказ", где премудрости подрывного диверсионно-террористического "искусства" освоили тысячи молодых кавказцев.

Вслед за этим, как на территории Чечни, так и Дагестана, стали создаваться ваххабитские анклавы (Урус-Мартановский в Чечене, "Кадарская зона" в Дагестане и т. д.). Характерной спецификой этих анклавов является (или являлось) то, что они содержались (или содержатся) на "спонсорские деньги", поступающие из-за рубежа (более всего из Саудовской Аравии), и изначально являлись средством геополитической экспансии со стороны мусульманского мира.

Надо признать, что к 1996 г. "исламским миром" были созданы своего рода территориальные плацдармы, где в последующем начала формироваться инфраструктура, обеспечивающая культурную, идеологическую и политическую экспансию. Этими плацдармами и явились ваххабитские анклавы, которые, по замыслам их создателей, в дальнейшем должны были пройти стадию политического объединения в единое ваххабитское государство.

Идеология и практика ваххабизма являются серьезным средством в арсенале саудитов для достижения в регионе своих геополитических интересов. Это средство, как показывает практика Северного Кавказа, а также Афганистана и Таджикистана, нельзя игнорировать. Нельзя позволить дальнейшего растекания экстремистского учения Ваххаба. Поэтому правильными, но недостаточно своевременными, представляются меры дагестанского руководства по обузданию этого зла после произошедших в республике событий в августе-сентябре 1999 г. Абсолютно верными представляются и нынешние действия российского руководства, поставившего целью уничтожить очаг терроризма на Северном Кавказе.

Механизмы взаимодействия основных факторов геополитической ситуации в регионе

Авдулов Н. С.: Сегодня, читая многочисленные аналитические записки, обзорные статьи о Северо-Кавказском регионе, можно встретить как минимум 5-6 основных концептуальных подходов в решении выдвинутой на обсуждение проблемы. Одни считают, что все зависит от экономического состояния региона (безработица, стоит промышленность, падает сельскохозяйственное производство и т. д.). Другие видят причину нестабильности на Северном Кавказе в интересах иностранных государств, которые оказывают свое влияние на развитие региона. Но это все фрагментарно и не дает целостного представления о реальных механизмах взаимодействия этих факторов. Вполне понятно, что субординацию этих факторов и механизмы их взаимодействия установить трудно, но учитывать эти процессы надо.

Дружинин А. Г.: Занимая исключительное положение в системе геополитических интересов нашей страны, южно-российский регион по всем параметрам и аспектам своего развития в свою очередь жестко детерминирован геополитическими процессами. В этой связи достаточно очевидно, что геополитическую ситуацию в регионе необходимо изучать, причем системно, на основе широких интердисциплинарных подходов.

Свое место в модели должны найти и разноплановые факторы региональной геополитической ситуации (ресурсно-экологические, эколого-экономические, социокультурные, демографические и др.), инвентаризация территориальных (и в целом геополитических) конфликтов, механизмы их разрешения. Специфика южно-российского региона диктует необходимость углубленного анализа геополитических аспектов функционирования этно-экономических систем, расселения этносов, социально-экономической поляризации на уровне как всего Юга России, так и отдельных субрегионов, диспропорциональности в развитии региональных экономик.

Важный компонент будущей модели - геополитическое "измерение" фиксируемых в регионе интеграционно-дезинтеграционных процессов (в экономической сфере, культуре и т. п.), оценка влияния на них эндогенных и экзогенных факторов.

Черноус В. В.: Я хочу обратить внимание еще на один аспект. На мой взгляд, Кавказ в цивилизационном отношении никогда не был целостным, а являлся контактной зоной цивилизаций: древневосточных (античной и персидской), кавказской (горской, исламской и византийско-славянской), а затем русской. Геополитическое положение Кавказа всегда притягивало к "солнечному сплетению Евразии" (Ю. А. Жданов). Здесь проявились интересы атлантистской Англии и континентальных держав Запада, а теперь такой одиозной организации как НАТО. Два столетия Кавказ интегрировался в российскую цивилизацию. Все это время лидеры Запада, принадлежащие к различным странам, враждующим идеологиям вынашивали удивительно однообразные планы вытеснения и замещения на Кавказе России: Наполеон (нач. XIX), Адам Чарторийский (40-е г. XIX), лорд Пальмерстон, К. Маркс и Ф. Энгельс (50-е годы XIX в.), планы Германии и Антанты в годы Первой мировой и гражданской войн, планы фашистской Германии во Второй мировой войне, "Закон о порабощенных нациях", США, 1959 г. (PL 86-90), геоконструкции заклятого друга России З. Бжезинского и других политиканов-атлантистов. Корни этой маниакальной Idee fixe Запада полностью обнажает геополитика.

В настоящее время Россия переживает не просто постсоветский период, а попытку цивилизованного слома, вызванного методами реформ, модернизации на основе западнизации, не отвечающей закону ментальной идентичности, традициям коренных народов России. Результатом стала геополитическая цивилизационно-культурная переструктуризация региона, появление многочисленных антироссийских геополитических утопий, региональных идеологий, этнических мифов, призванных компенсировать дискомфорт всеобъемлющего кризиса идентичности как следствия распада России. Сказанное предполагает построение вариативной и динамичной геополитической модели Кавказа, возможно, с использованием опыта применения транзитологических моделей, позволяющих определять стадии трансформационных процессов, их векторов. Геополитическая судьба Кавказа неотделима от цивилизационно-культурной судьбы России, связана с тем, удастся ли вменяемым политическим силам страны блокировать механизм саморазрушения России, запущенный радикальными "реформаторами" - западниками.

Понеделков А. В.: В первую очередь необходимо уточнить некоторые базовые характеристики, связанные с анализом геополитических проблем в регионе. Учитывая социально-политическую динамику событий в их развитии, следует, на наш взгляд, говорить о геополитическом процессе в Северо-Кавказском регионе, который характерен своей незавершенностью, обозначившимся многосубъектным (изнутри и извне) влиянием и целым спектром факторов воздействия. В качестве основных факторов воздействия, которые имеют свою внешнюю и внутреннюю привязку, нужно указать на такие, как внешняя, военная, социальная, культурная, кадровая политика. Обычно при анализе геополитических процессов особенности культурной и кадровой политики практически не учитываются. Между тем они приобретают особую важность и действенность воздействия на геополитические проблемы именно в условиях переходных социально-политических процессов.

Ученые СКАГС, занимающиеся анализом этнополитических процессов в регионе, влиянием на них административно-политических элит, пришли к выводу, что воздействие на процесс формирования политических элит в республиках Северного Кавказа в начале 90-х годов было в существенной мере утрачено. Лишь сейчас осуществляются попытки его восстановить. Но они не всегда удачны, поскольку нет резерва, не сформированы группы влияния, лоббирующие интересы центра, нет активной экономической и социальной политики, поддерживающей пророссийские элитные группы в регионах.

Касаясь вопросов кадровой политики в регионе, следует отметить значимость системного влияния на формирование ее концептуальных основ, механизмов реализации, повышение профессионализма и квалификации госслужащих. В этом плане СКАГС предприняла определенные шаги. Профессорско-преподавательский состав академии оказывает научно-методическую помощь республиканским и областным администрациям в разработке концепций и программ кадровой политики (Ростовская обл., Республика Адыгея и др.); занимается разработкой и осуществлением программы мер по смягчению этнополитической напряженности в регионе в целом и в ряде республик (Дагестан, Чечня), мероприятий кадрового, образовательного, научно-методического влияния; содействуют республикам, краям и областям в целенаправленной подготовке кадров высшей квалификации.

Перечисленные направления не исчерпывают всего спектра мер кадровой политики, однако даже задействование предложенных создает благоприятный фон для российского влияния на развитие геополитического процесса в регионе.

Этнополитика или геополитика?

Денисова Г. С.: Если мы определяем геополитику как проблему территории и власти, то возникает естественный вопрос: Северный Кавказ - это единая территория? С моей точки зрения, здесь не сложилась определенная политическая целостность. В этом ключе не ясно, имеем мы дело на Северном Кавказе с геополитикой и геополитической моделью или с этнополитикой, где в отношения с властью вступают не территории, а скорее доминирующие этносы на этих территориях, которые и могут повернуть взаимодействие с властью в ту или другую сторону. И в этом отношении целостность этой модели для меня пока что не видна.

Безусловно, можно говорить о взаимодействии культур, о складывании некоего культурного ареала, но в этом случае культурный ареал - то же самое, что регион. Но геополитическая целостность предполагает, что ее субъектом является регион. А. Г. Дружинин в своих работах "препарирует" Юг России, разделяя его на республики и субрегионы. Но если убрать из его состава степное Предкавказье, которое в состав республик не входит, то что будет с этими республиками? Что будет с Дагестаном, если убрать территории, которые были присоединены к нему в 1951-57 гг: Кумыкию и Ногайскую степь? В Дагестане очень давняя связь с арабской культурой, но не в Кумыкии и не у ногайцев. И что там остается? Остается горный Дагестан. И что он сможет сделать с его геополитической моделью?

Я бы хотела, не убеждая никого, проследить, на основании чего формируется та целостность, которая могла бы вступать во взаимодействие с властью.

Дружинин А. Г.: Мы имеем дело с множеством самых разных по генезису регионов, взаимодействующих в едином пространстве. Это пространство мы условно называем Северным Кавказом. Разные, разноуровневые власти: региональные, национальные элиты, мафиозные кланы и финансово-промышленные группы с их интересами - все это власть, которая имеет конкретный территориальный интерес и борется за территориальные ресурсы.

Денисова Г. С.: И не только. Если посмотреть, как идет обсуждение Чечни и источников ее финансирования, то оказывается, что таковыми являются те щупальца кланов, которые сегодня существуют по всей России, т. е. они ведь не только за свои территории сражаются... Оказывается, что без вот этой большой России маленькая Чечня в принципе существовать не может. А это не геополитика, а этнополитика.

Черноус В. В.: Это две разные парадигмы, которые могут присутствовать в научном анализе достаточно автономно.

Денисова Г. С.: В таком случае давайте немного изменим направление беседы. Для чего нам нужна эта геополитическая модель? Если мы ответим на этот вопрос, будет видно, какая из двух парадигм более приемлема.

Черноус В. В.: Давайте я попробую. Действительно, как сказал Николай Степанович Авдулов, в каждом субъекте федерации существуют модели этнополитического мониторинга. Но большинство людей, в том числе и создатели, в них разочарованы, т. к. их прогностические возможности равны нулю. В этнополитическом процессе этносы действительно выступают в качестве субъектов. Но если поднимемся на макроуровень, а геополитика и есть этот уровень, мы увидим, что они всего лишь являются игрушками сил, которые детерминированы именно геополитическими закономерностями. Поэтому без создания такой геополитической модели мы не сможем объяснить и понять поведение этносов. Результаты явно противоположны тем целям, которые этноэлиты пытаются реализовать. В силу этого, мне кажется, выбранное нами направление верное. Строго говоря, геополитика должна касаться всего земного шара. Но на этом срезе мы вполне можем выделить и те параметры, которые касаются Кавказа. Александр Георгиевич Дружинин совершенно справедливо обратил наше внимание на то, что модель должна строиться на разных уровнях. На мезо- и микроуровнях мы, в конце концов, спустимся и где-то будем перекликаться с процессами этнополитики. Здесь, на мой взгляд, противоречие только кажущееся.

Авдулов Н. С.: Если я правильно понимаю суть нашей дискуссии, речь идет о взаимодействии территории и политики. Очевидно, нам надо иметь в виду, что это взаимовлияние не является непосредственным. Оно опосредованно через разные предметы, всевозможные звенья. Поэтому, когда говорят, что это не геополитика, а этнополитика, надо понимать, что от территории до политики возможны 5-10 звеньев, где и есть этот этнический уровень, который нам нужно учитывать. Если мы остановимся на прямолинейном воздействии, мы ничего не получим, кроме влияния одного фактора на другой, но как происходит это влияние остается непонятным.

Венков А. В.: Думаю, нам следует определить будущее прикладное значение разрабатываемой геополитической модели. Поскольку встал вопрос о создании такой модели, видимо, возникла необходимость выполнения некоего социального заказа. Если говорить об иерархии, то понятно, что этнополитика - составная часть геополитики, поскольку территория первична, а то, что находится на территории, как бы вторично. Если от нас требуются какие-то более или менее конкретные рецепты, допустим, о сохранении стабильности на определенный период в определенном регионе, то этнополитика, несомненно, будет играть большую роль. Если от нас требуется глобальная модель, то я сомневаюсь, насколько она выполнима при наших скромных средствах и насколько она будет применима к реальной жизни.

Авдулов Н. С.: На мой взгляд, первичный обмен мнениями состоялся, и с его учетом целесообразно в ближайшее время провести еще одну встречу, чтобы выйти уже на обсуждение конкретных параметров геополитической модели Северного Кавказа, привлечение к ее разработке специалистов из региона и других городов.

Публикацию подготовила аспирант СКНЦ ВШ Грядунова О. В.

10 апреля 2000 г.