Книга чисел. Книга утрат. Книга страшного суда

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Сама идея и возможность выборов основана на том, что мнение, голос каждого человека может быть учтен и соотнесен с мнениями остальных членов сообщества - то есть, на предположении об их исчислимости. Если не определено целое - теряют смысл и его составляющие. Правители отнюдь не избираемые также стремились учесть своих подданных, правда, в иных целях - можно вспомнить и английскую "Книгу страшного суда", и библейскую "Книгу чисел".

Обращаясь к оценкам численности, миграции и потерь населения в зоне вооруженного конфликта в Чеченской республике, невольно вспоминаешь название другого ветхозаветного текста - "Книги Паралипопемнон", Книги потерянного, утраченного...

Ошибки в списках избирателей - вещь серьезная. Совсем недавно, в декабре, отсутствие в списках трети избирателей стало одним из поводов к свержению правящего режима в Грузии. Но это там, за горами. А по нашу сторону Большого Кавказского хребта, в Чечне, чуть ли не полуторное превышение числа избирателей над теоретически возможным - в порядке вещей.

Кто-то назовет это аномалией, отклонением от нормы. Однако, господа, есть у объемных изображений такое свойство: разбей голограмму на части, и в каждом кусочке увидишь не фрагмент исходной картинки, не часть, но - целое. Только в миниатюре. В чеченских "президентских выборах" 5 октября 2003 года можно увидеть контуры российских выборов 14 марта.

Возможно, поэтому статья "Книга Чисел. Книга утрат. Книга Страшного суда. Демография, потери населения и миграционные потоки в зоне вооруженного конфликта в Чеченской Республике" будет любопытна не только тем, кто интересуется нашей последней "кавказской войной".

Статья войдет в книгу "Политический процесс в Зазеркалье", которую готовят к изданию Московская Хельсинкская группа и Правозащитный центр "Мемориал".

Итоги трех голосований 2003 года в Чечне - на референдуме 26 марта, на президентских выборах 5 октября и думских 7 декабря - подводились, исходя из итогов переписи октября 2002 г. Тогда было официально объявлено, что население Чеченской Республики составляет 1 миллион 88 тысяч человек.

Тремя годами ранее, в начале "второй чеченской войны", федеральный центр оценивал численность населения Чеченской Республики в 350 тысяч человек, из которых 300 тысяч - чеченцы. Так, в ноябре 1999 г. Игорь Шабдурасулов (тогда - заместитель руководителя администрации Президента) говорил: "Сегодня за пределами республики, в России, проживает больше 750 тысяч чеченцев. В самой республике, по разным оценкам, от 150 до 200 тысяч осталось, и те, кого мы называем "вынужденные переселенцы" - это тоже порядка 100-150 тысяч".

Как совместить эти два числа? Что же - за три года население Чечни утроилось? Получается, что в республику вернулись не только все беженцы "второй чеченской войны", но и вся ранее сложившаяся диаспора. Предположение, мягко говоря, смелое.

Чтобы разобраться в этом пасьянсе, нужно попробовать ответить на несколько вопросов.

Во-первых, какова была численность населения республики в разное время, сколько человек жили на территории республики?

Во-вторых, какова была миграция за ее пределы, сколько беженцев находились в разное время за пределами Чечни?

В-третьих, каковы масштабы гибели жителей Чечни в ходе вооруженных конфликтов последних лет?

А затем полученные цифры следует как-то согласовать между собою...

Предыдущая перепись в Чечено-Ингушетии(1), как и во всем СССР, прошла в 1989 году. Население ЧИАССР составило 1млн 275,5 тысяч человек наличное и 1млн 270,4 тысяч - постоянное. Нет отдельных сведений о населении, проживавшем на территории современных Чечни и Ингушетии, его на 1989 год можно оценить как немногим более 1,1 миллиона и 170 тысяч человек соответственно(2).

Национальный состав постоянного населения ЧИАССР был следующий: из 1.270,4 тысяч - 734,5 тысяч чеченцев, 163,8 тысяч ингушей, 293,8 тысяч русских, 14,8 тысяч армян, 12,6 тысяч украинцев. Точных сведений о национальном составе населения территории собственно Чечни на 1989 г. нет, возможная оценка: из 1.084 тысяч - примерно 715 тысяч чеченцами, 25 тысяч ингушей, 269 тысяч русских; таким образом, верхняя оценка численности вайнахского населения на тот момент - 755-760 тысяч человек(3).

Согласно переписям, число вайнахов в СССР увеличилось в 1979-89 гг. на 27%, что соответствует ежегодному приросту на 2.42 %. Можно исходить из этих данных при оценке максимально возможной численности вайнахской и, в частности, чеченской составляющей населения Чечено-Ингушетии. По сравнению с последними годами советской власти, в 1990-х годах социально-экономические условия вряд ли способствовали увеличению рождаемости и снижению смертности от естественных причин. Отметим, что эти оценки - максимальные, согласно более осторожным прогнозам, прирост в 1990-е годы мог бы составить 15 %, в лучшем случае - 20 %. Все же, экстраполируя данные переписей на период второй чеченской войны, получаем, что число чеченцев могло бы перевалить за миллион в 2002 г.

Максимальная численность чеченского населения
Чечни и Ингушетии в период "второй чеченской войны"
(* - экстраполяция периода 1979-1989 гг.)

Чтобы понять, насколько эти оценки, эти предсказания отличаются от реальности (пусть даже отраженной в официальных документах), достаточно обратиться к данным текущей демографической статистики 1990-х. Эти данные заставляют также усомниться в правильности приведенных выше утверждений официальных лиц. "Российский статистический ежегодник" приводит такую динамику численности населения Чечни и Ингушетии:

Численность наличного населения Чечни и Ингушетии(4) (в тыс.чел., на 1 января каждого года):

Кроме того, в "Ежегоднике" были опубликованы сведения о половозрастном составе населения Чечни.

Распределение численности постоянного населения Чеченской Республики по полу и основным возрастным группам(5) на 1 января 1998 г.:

Такая половозрастная структура населения Чечни выглядит правдоподобно. Дефицит мужского населения - 70 тысяч человек - объясняется отнюдь не военными потерями (см. далее), но отбытием мужчин на заработок в другие регионы России.

Отметим также, что, согласно таблице, число избирателей в Чеченской Республике накануне второй войны не могло превышать 526720 человек.

Основным фактором, менявшим демографию Чечни, все последние годы была миграция за пределы республики.

В российских средствах массовой информации более всего говорилось об исходе "русскоязычного" (точнее, невайнахского) населения - это правда, но отнюдь не вся правда.

Число восточных славян (русских и украинцев) в Чечено-Ингушетии стремительно сокращалось еще в 1970-80-е годы - по данным переписи, с 379,6 тысяч в 1970 году до 306,4 тысяч в 1989 году. Тогда это, разумеется, не было связано с "криминальным режимом Дудаева и Масхадова".

Кроме того, подобный исход наблюдался и в других национальных образованиях Кавказа(6) . Объяснялось это многими факторами. Во-первых, относительной перенаселенностью и дефицитом земли. Во-вторых, напряженными отношениями между национальными группами - даже в эпоху "дружбы народов". В-третьих, большей сплоченностью народов Кавказа по сравнению с русскими - даже когда речь шла о казаках.

В Чечне эти процессы были значительно глубже и жестче, чем в соседних республиках - причиной тому и большая скрытая безработица(7) , и большая устойчивость традиционных общественных институтов у вайнахов, где каждый находился под защитой общины - что делало объектом давления, в том числе и криминального, представителей невайнахских этнических групп.

Ослабление властных структур вообще и правоохранительных органов в частности в 1991-1994 годах ускорило отток из Чечни русскоязычных жителей, но и в первую чеченскую войну Грозный оставался наполовину русским городом. В 1996-1999 годах практический распад государственности и даже сращивание власти в Чечне с откровенно криминальными структурами с одной стороны, а с другой - игнорирование центральной властью ситуации с правами человека в регионе привело к исходу из республики большей части невайнахского населения.

Наконец, начавшаяся в 1999 году вторая чеченская война практически завершила этническую чистку республики - от боевых действий бежали все, возвращались почти исключительно чеченцы. Даже грозненские ингуши не очень стремились вернуться, и оседали в Ингушетии.

В промежуток между войнами из Чечни бежали также и чеченцы. В этот период с целью получения выкупа было похищено до полутора тысяч местных жителей, прежде всего чеченцев - как видим, распадались уже и традиционные общественные институты. Но какова была численность той волны беженцев? Осенью 1999 года Владимир Путин, в то время председатель правительства России, говорил о диаспоре: "Мы готовы к политическому сотрудничеству и с теми гражданами Чечни, которые выехали за последние годы с территории Чеченской республики, а их, напомню, 220 тысяч русских и 550 тысяч чеченцев" - из контекста очевидно, что речь шла только о предвоенной эмиграции.

Если с оценкой числа выехавших славян можно согласиться, то происхождение последней цифры необъяснимо. Из 978.426 вынужденных переселенцев, состоявших на учете ФМС на 1 января 1999 г., чеченцев было 10.995. За 1998 год в этом качестве было зарегистрировано 2.026 чеченцев. Всего вынужденных переселенцев из Чечни было 147.232, годом ранее их значилось 13.007(8). Выезду чеченцев с территории Чечни в другие регионы России препятствовало во второй половине 1990-х и то обстоятельство, что и власти, и подчас местное население, рассматривали их в качестве "иностранцев", причем весьма враждебных.

Обнародованные Путиным оценки, будучи взяты на вооружение нижестоящими чиновниками, ставили их в неудобное положение. Когда осенью 1999 года число беженцев, вышедших из республики, достигло в пике 350 тысяч, Владимир Каламанов, на тот момент - глава Федеральной миграционной службы, заявил: "Вся Чечня снялась, зарегистрировалась и мигрирует!" И это еще было мягко сказано: если воспринимать всерьез официальную оценку населения Чечни на начало конфликта в 300 тысяч, федеральные войска в тот момент преодолевали сопротивление нескольких десятков тысяч блокированных человек... со знаком "минус"!

От этого абсурда спасает единственный вывод: официальные заявления и цифры определялись соображениями сиюминутной политической выгоды, и были связаны с реальностью весьма опосредованно. Реальные сведения о численности населении Чеченской Республики, а, следовательно, - о масштабе возможного последующего исхода оттуда беженцев, могли затруднить планирование военной операции, или даже поставить ее под вопрос.

По-видимому, никого во властных структурах не смутило то обстоятельство, что в итоге в зоне вооруженного конфликта под бомбами оказалось намного - в разы больше - людей, что вал беженцев намного превысил все прогнозы. Более того, заявления официальных лиц не были скорректированы, они по-прежнему противоречили не только действительности и здравому смыслу, но и друг другу. Перед политической целесообразностью отступила не только реальность, но и то, что стояло за цифрами - человеческие жизни.

Есть ли какие-то реальные, основанные не только на оценках и экстраполяциях, данные о численности населения Чечни к началу "второй чеченской войны"? В источниках встречались упоминания о "масхадовской переписи" - ранее автор считал их апокрифическими(9), но в 2003 году изменил свое мнение(10).

Перепись населения в Чеченской республике Ичкерия проводилась в течение нескольких месяцев, с августа по октябрь 1998 г.

Образцом для переписных листов была стандартная форма, использованная в ходе Всесоюзной переписи 1989 г.; эта форма была изменена лишь в деталях.

Эти три месяца переписчики проводили подворные обходы - возможно, не везде одинаково тщательно, но к некоторым респондентам домой приходили по три раза и лишь на третий раз заставали и анкетировали.

Никакого последующего ввода информации с листов в компьютер, тем более - никакого анализа информации не было. Обработка результатов переписи свелась к подсчету переписных листов. Но даже с привлечением всех сотрудников всех отделов Департамента демографической статистики эта простая операция затянулась до февраля 1999 года. Всего в Чечне насчитали около 800 тысяч жителей. Отметим, что близкие значения были даны и в "Российском статистическом ежегоднике".

Если накануне и в самом начале второй чеченской войны "политическое значение" получили сведения о числе жителей Чеченской республики - в заявлениях официальных лиц их численность снизилась с 800 до 300 тысяч - то в последующие месяцы и годы гласным стал вопрос о числе вынужденных переселенцев, вышедших из зоны конфликта. Обнародованные Владимиром Каламановым сведения - до 350 тысяч беженцев - соответствовали действительности, но были крайне неудобны федеральной власти.

Официальные лица с самого начала вооруженного конфликта не только оспаривали цифры, но, прежде всего, отрицали либо подменяли причины такого массового исхода, главной из которых был и остается сам характер образ действий "силовиков" в Чечне. Эта операция называлась "контртеррористической" - такое определение предполагает высочайшую избирательность действий. Цель такой операции - прежде всего спасение людей, а затем - захват или уничтожение террористов. На самом деле основными инструментами для военной составляющей чеченской кампании были массированные неизбирательные бомбардировки и обстрелы, для "полицейской" составляющей - массовые неизбирательные задержания. Операция не была "контртеррористической" с самого начала: не было ни картотеки террористов, подлежащих задержанию, ни списка целей для атаки. "Точечные удары", "гуманитарные коридоры", "зоны безопасности" существовали только в официальной пропаганде.

Осенью 1999-го люди бежали из Чечни от "точечных ударов" - то есть от массированных неизбирательных бомбежек и обстрелов. Но дороги, объявленные "гуманитарными коридорами", уместнее было бы назвать "коридорами смерти": число людей, погибших в населенных пунктах и при выходе из них, было сравнимо. Однако в целом эта стратегия выживания себя оправдала (см. далее).

Статистика миграции была и остается несовместима с официальной позицией о скорой нормализации обстановки в Чечне. С самого начала военные и пропагандисты утверждали, что там все в порядке, а людей гонят боевики, чтобы создать "иллюзию гуманитарной катастрофы". Идеал здесь: нет беженцев (вернее, нет телевизионной картинки лагерей вынужденных переселенцев) - значит, нет проблемы. Такой соблазн был с самого начала: 25 сентября 1999 г. генерал Шаманов телефонограммой запретил управлениям внутренних дел пропускать мигрантов из Чеченской Республики через административные границы. Все субъекты федерации это выполнили - кроме Ингушетии, возглавлявшейся президентом Русланом Аушевым(11). Таким образом, большинство из вынужденных мигрантов из Чечни оказались в Ингушетии, в какой-то момент наличное население республики почти удвоилось по сравнению с постоянным. В течение полугода численность вынужденных переселенцев этой последней волны снизилась здесь примерно до 150 тысяч человек. На этом уровне оно оставалось до второй половины 2002 г., когда начались активные попытки их "добровольно-принудительного" возвращения в Чечню. Но даже полтора года спустя половина из них остается в Ингушетии. На конец 2003 г. российские официальные представители говорят о 4200 или 4500 вынужденных мигрантах в палаточных лагерях (городках). Управление ООН по координации гуманитарных вопросов оценивает численность населения лагерей в 7 тысяч человек, кроме которых еще 24 тысячи живут во временных поселениях в приспособленных помещениях и 36 тысяч - в частном секторе, всего - 67 тысяч вынужденных переселенцев.

С самого начала вооруженного конфликта федеральная власть оспаривала эти цифры. Сведения международных гуманитарных организаций(12) постоянно ставили под сомнения российские официальные представители, однако после учета вынужденных переселенцев структурами МВД летом 2002 г. эти сомнения отпали. Совместная работа в Ингушетии государственных структур и гуманитарных организаций, взаимная прозрачность, взаимный контроль и перекрестная проверка сведений сделали свое дело.

Сокращение числа чеченских беженцев в Ингушетии шло отнюдь не только за счет возвращения в Чечню - те, кто мог, выезжали в другие регионы Российской Федерации или даже за ее пределы.

Официальные лица называли различные причины того, что все попытки вернуть мигрантов в места постоянного проживания не дают результата. Главная причина - в отсутствии безопасности на территории Чечни.

В декабре 1999 г. началось возвращение беженцев (подчас принудительное) на территорию Чечни, в так называемые "зоны безопасности". Это привело к новым человеческим жертвам: в Шали 9 января, в селах Закан-Юрт, Шаами-Юрт и Катыр-Юрт в начале февраля 2000 г. от бомбежек и обстрелов погибли сотни вернувшихся туда мирных жителей. Разумеется, эти "зоны безопасности" не были согласованы с противоборствующей стороной, да и сами федеральные силы не ограничивали свои действия рамками этих зон: и те, и другие действовали как будто в пустыне, не обременяя себя заботой о жизнях местных жителей. После окончания весной 2000 г. активных боевых действий начались "зачистки" в населенных пунктах. Не достигая главной цели - выявить участников вооруженного сопротивления, - "зачистки" принимали форму массового неизбирательного насилия. Грабежи, пытки и избиения, "исчезновения" и убийства людей порождали в жителях Чечни ненависть к российским силовым структурам и государству в целом, множили ряды сопротивления и отнюдь не порождали в беженцах желания вернуться домой. В конце 2002 года число "зачисток" сократилось, но люди по-прежнему исчезают в ходе "адресных мероприятий", ночных визитов "неизвестных вооруженных лиц в камуфляжной форме и в масках, приехавших на бронетехнике".

В этих условиях призывы к "добровольному возвращению" вынужденных переселенцев из Ингушетии лицемерны и преступны - однако продолжаются с конца 1999 года - почему? Перемещение вынужденных переселенцев в Чечню, пусть формальное, означает переключение туда потоков гуманитарной помощи, финансовых потоков, "живых" денег с перспективой их бесконтрольного расходования(13). Так что на быстрое возвращение мигрантов из Ингушетии в Чечню был "социальный заказ" не только от федерального центра, не только от военных, но и от администрации Ахмада Кадырова.

На протяжении почти трех лет - с осени 1999 до осени 2002 года - число вынужденных переселенцев из Чечни, находившихся в Ингушетии - оспаривалось представителями федеральных и лояльных Москве чеченских властей. Будучи не в силах создать условия для возвращения беженцев, или даже вернуть их силой, власти пытались отрицать их существование.

В первые месяцы второй чеченской войны за пределы административных границ Чеченской Республики бежали до 350 тысяч из примерно 800 тысяч жителей. Что же остальные?

Большинство из них включились в процесс внутренней миграции: сначала - из северных и восточных районов, потом - из Грозного и с гор. Зоны боев старались покинуть все, кто мог. Многочисленные семьи оставляли одного-двух человек, охранять имущество от мародеров(14). При этом внутренняя миграция, как правило, была локальной, в прилегающие села или районы: люди надеялись быстро вернуться в свои дома, а в противном случае покидали республику.

После окончания боевых действий структура расселения на территории Чечни в целом мало изменилась по сравнению с довоенным периодом. Можно выделить две существенные аномалии: существенное, в разы, сокращение населения Грозного, и ускоренную депопуляцию горных районов. По сведениям Федеральной миграционной службы, на 2001 год до трети населения республики - 200 тысяч человек - оставались внутренними мигрантами.

Война сделала Чечню de facto этнически гомогенной. Невайнахское население покинуло ее практически полностью. Но и ингуши - и те, кто не смог в 1957-м вернуться в Пригородный район и поселился в Грозном, и те, кто бежал в Грозный в 1992-м - в основном, выехали(15).

Сколько человек погибли в двух чеченских войнах?

Один из основных исторических источников по периоду царствования Ивана Грозного - "опричный синодик" - был составлен, когда государь очередной раз собирался помирать. Чтобы замолить грехи, для поминовения убиенных, потребовалось составить их список. Венценосный душегуб, однако, был столь усерден, что составителям синодика пришлось закончить список словами: "Остальных, Господи, ты сам веси..."

Российское государство находится сегодня в той же ситуации, поскольку не предпринимало реальных попыток учета потерь гражданского населения ни в войну 1994-1996 годов, так и после 1999 года. Поименных списков погибших нет - даже неполных, - и вразумительная полемика с любыми называемыми цифрами - вплоть до сотен тысяч - оказывается для российской власти невозможна.

Так, 17 сентября 2002 года Саламбек Маигов заявил журналистам, что во "второй чеченской войне" погибли восемьдесят тысяч мирных жителей республики(16) - почему-то со ссылкой на Human Rights Watch и Правозащитный центр "Мемориал", хотя ни те, ни другие ни о чем подобном никогда не сообщали. На следующий день отреагировал Специальный представитель Президента РФ по соблюдению прав и свобод человека и гражданина в Чеченской Республике Абдул-Хаким Султыгов(17) - он, в свою очередь, заметил, что эта оценка завышена и, вообще, "все цифры, которые заявляют на настоящий момент правозащитные организации, представляют собой субъективные, оценочные данные, не имеющие никакого отношения к реальной ситуации".

Что же имеет отношение к действительности?

В ходе первой чеченской войны была предпринята лишь одна попытка оценить число жителей Грозного, погибших там во время боев с декабря 1994 по март 1995 года. Члены действовавшей на базе Правозащитного центра "Мемориал" Наблюдательной миссии правозащитных общественных организаций (более известной как "группа Сергея Ковалева") опросили свыше тысячи беженцев из Грозного относительно достоверно известных им случаях гибели родственников (прямых и двоюродных) и знакомых во время боев. При обработке данных учитывалось и структура семей - усредненное общее число родственников разной степени родства, и широта круга знакомств, делалась поправка на двойной учет и т.п. В целом методика, использованная при этом сотрудником Курчатовского института Эдуардом Гельманом в 1995 г., типична для оценки числа погибших в локальных конфликтах. На основе собранной информации был сделан вывод о гибели в Грозном 25-29 тысяч мирных жителей.

Еще в ходе той войны, в январе 1996 года, заместитель секретаря Совета Безопасности РФ Владимир Рубанов в интервью "Интерфаксу" заявил, что нет никаких официальных цифр, есть лишь данные правозащитников: 25-30 тысяч погибших гражданских лиц. Весной 1997 года, во время подготовки российско-чеченского договора, когда обсуждался вопрос о возможной сумме компенсаций Чечне за причиненный ущерб и за людские потери, в "Мемориал" с вопросом о числе погибших граждан обратился начальник Отдела демографической статистики Госкомстата РФ Борис Бруй. Ранее он адресовался, как в последнюю инстанцию, в Международный Комитет Красного Креста, откуда его направили к нам. В итоге, основываясь на одних и тех же данных, Госкомстат сделал вывод о 30-40 тысячах погибших - "Мемориал" же, понимая всю возможную неточность подобных оценок, использовал формулировку "менее 50 тысяч".

Аналогичным образом, единственная определенная оценка числа погибших гражданских лиц в период активных боевых действий второй чеченской войны сделана правозащитниками из Human Rights Watch по аналогичной методике. Собрав и проанализировав подробные сведения о 1300 погибших за первые девять месяцев конфликта, они пришли к выводу, что их выборка охватывает от 1/8 до 1/5 от общего числа жертв. Таким образом, всего в те месяцы погибли от 6.5 до 10.4 тысяч гражданских лиц(18).

Оценка числа жителей Чеченской Республики, погибших в последующие годы вооруженного конфликта, возможна на основании "Хроники насилия", которую "Мемориал" ведет с июля 2000 года. Число людей, о смерти которых сообщается в "Хронике", различно в разные периоды - от 489 за вторую половину 2000 года до 559 за весь 2002 год, не считая боевиков и чеченских милиционеров. Результаты этого мониторинга заведомо неполны. Мы фиксируем, возможно, четверть таких случаев, во всяком случае, не более половины - как показывает сравнение с официальной статистикой МВД Чеченской Республики за 2002 год. Экстраполяция данных "Хроники" позволяет сделать вывод, что после окончания активных боевых действий погибли от 5.3 до 10.7 тысяч гражданских лиц.

Кроме того, в период "второй чеченской войны" исчезли после задержания федеральными силовыми структурами около трех тысяч человек. Тела некоторых исчезнувших в дальнейшем были найдены и опознаны, однако подавляющее большинство из остальных так же вряд ли живы.

Таким образом, общее число гражданских лиц, погибших за всю вторую чеченскую войну, включая "исчезнувших", составляет от 14.8 до 24.1 тысяч, учитывая точность оценок - "от 15 до 24 тысяч". Консервативная оценка, без учета числящихся пропавшими без вести - "от 10 до 20 тысяч".

Откуда же взялись другие - существенно большие - оценки числа погибших?

Еще в первую чеченскую войну говорили о 80, 100, 120 тысячах убитых. Эти цифры - порождение политических игр, и связаны они с реальностью весьма опосредованно.

Зимой 1996 г., вскоре после упомянутого выше признания Рубанова, сразу несколько политиков - от Лебедя до Новодворской - заявили: раз государство говорит о 25-30 тысячах погибших, значит, на самом деле их раза в три больше - 80-100 тысяч.

Еще одна оценка связана с неверной интерпретацией. Лечи Салигов, работавший в пророссийской чеченской администрации в первую войну, утверждал, что только в Грозненском районе в 1995 году погибли более 120 тысяч человек - проведенный тогда подворный обход выявил-де такую разницу с довоенными цифрами. Салигов истолковал эту разницу как число погибших, хотя более естественное объяснение - миграция.

Если в заявлениях политиков гибель гражданского населения, как правило, завышалась, то военные и официальная пропаганда ее занижали или вовсе отрицали. Так, в августе 2001 года генерал Валерий Манилов заявил, что во второй войне убиты не более тысячи мирных жителей. Год спустя, в августе 2002 года, о той же тысячи погибших говорил прокурор Чеченской Республики Костюченко. Эта оценка уже тогда легко опровергалось даже не оценками и экстраполяциями, а учетом непосредственно зарегистрированных случаев гибели людей.

В то же время военные и пропагандисты регулярно заявляли об успехах в уничтожении боевиков, число которых нарастающим итогом, составляет уже многие десятки тысяч. Цифр эти, видимо, взяты не с потолка, но получены в результате работы бюрократической машины, но к реальности отношения не имеют.

Оценки числа погибших гражданских лиц, обнародуемые представителями силовых структур, также суть политические, и связаны с реальностью весьма слабо. Однако называемые военными цифры "уничтоженных боевиков", завышенные минимум на порядок, коррелируют с потерями гражданского населения.

Таким образом, общее же число погибших в двух войнах мирных жителей Чеченской Республики может достичь 70 тысяч человек. Хотя точность наших оценок невысока, альтернативы им нет - государство не считало и по-прежнему не считает граждан, погибших в ходе "контртеррористической операции" или "наведения конституционного порядка".

Сколько человек жили в Чеченской Республике в годы второй войны?

В разное время на этот вопрос можно было получить совершенно разные оценки - причем в одном и том же месте.

В августе 2002 года в Грозном, в Доме Правительства, Группе содействия ОБСЕ сообщили, что в Чеченской Республике живут около 600 тысяч человек. Эта цифра была очень похожа на правду - из примерно 800 тысяч человек довоенного населения около 150 тысяч находились как вынужденные переселенцы в сопредельных республиках, и меньшая, но значительная часть рассеялась по остальной России и вне ее пределов.

Однако месяц спустя, в сентябре 2002 года, в ходе поездки лорда Джадда в Чечню в том же самом Доме Правительства ему сообщили о якобы успешном возвращении туда беженцев, в результате чего-де население республики достигло 900 тысяч человек. Эта цифра заведомо превышала не только реальные, но и теоретически возможные значения - но, видимо, должна бала свидетельствовать о возвращении в родные дома всех вынужденных мигрантов, бежавших от начавшейся три года назад "второй чеченской войны". А раз люди вернулись, значит, обстановка в республике стабильна и безопасна - иначе люди не поедут!

Именно это федеральная власть попыталась вскоре вновь продемонстрировать, проводя перепись в Чечне.

14 октября 2002 г. глава правительства Чеченской Республики Станислав Ильясов сообщил, что в Чечне успешно проведена перепись населения и население республики составляет миллион восемьдесят восемь тысяч человек. По словам Ильясова, результат превзошел все ожидания - переписные листы, которых завезли в республике 825 тысяч, быстро кончились, пришлось подвозить еще. То есть, с учетом неизбежной порчи бюллетеней, власть ожидали получить итоговую численность населения не более 800 тысяч. Для этого, действительно, было бы достаточно вернуть в Чечню всех мигрантов последних трех лет. Но, чтобы получить результат переписи в 1088 тысяч человек, понадобилось бы возвратить в Чеченскую Республику всех бежавших оттуда в 90-е годы - не только чеченцев и ингушей, но также русских, армян и представителей иных невайнахских народов. Или же потребовалось бы признать существенный прирост населения, несмотря на две войны и коллапс в социально-экономической сфере(20).

В такое "демографическое чудо" нормальный человек вряд ли поверит.

Однако чуду этому есть правдоподобное объяснение. В ходе переписи в Чеченской Республике действовали, по крайней мере, три значимых фактора, способных существенно исказить ее итоги.Во-первых, до трети населения республики составляли внутренние мигранты. Хотя ранее неоднократно объявлялось о том, что документы переписи анонимны и не будут использоваться для каких-либо иных целей, в это в Чечне мало кто верил. Трудно было разубедить людей, что по результатам переписи местные администрации не будут отлучать "незаписанных" людей от гуманитарной помощи и от обещанных будущих компенсаций за разрушенное жилье. Точно так же, нельзя было гарантировать, что силовые структуры и спецслужбы не будут проверять задержанных в ходе "зачисток" с полученными списками, отделяя "мирных жителей" от "пришлых боевиков". Таким образом, если человек жил в селе, но часто бывал в городе, восстанавливая свой разрушенный дом, у него были все основания "переписаться" и в городе, и в селе - не столько из призрачного ожидания выгоды, сколько из вполне реального опасения за свою безопасность.

Во-вторых, неоднократно на разных уровнях было заявлено, что перепись поможет определить, "сколько строить школ и больниц", а, применительно к Чеченской Республике - как необходимый для восстановления социально-экономической сферы объем финансирования, так и размер перечислений для выплаты различных пособий, и т. п. При фактическом отсутствии контроля и невозможности перепроверки, соблазн для администраций всех уровней здесь был слишком велик, и было грешно не применить полученный в ходе "выборов" 1995, 1996, 2000 годов опыт использования "административного ресурса".

В-третьих, главное - представители различных федеральных структур неоднократно заявляли, что обстановка в Чечне стабильна и безопасна, вынужденные переселенцы туда вернулись или вот-вот вернутся, а предстоящая перепись не может это не подтвердить.

Таким образом, в ходе переписи местная власть могла надеяться на благосклонность власти федеральной, а жители Чечни - на "невнимание" местных администраций к избытку переписанных с их слов родственников - во всяком случае, такая версия более правдоподобна, чем объявленные итоги переписи.

Единая воля власти федеральной, власти местной и простых жителей Чеченской Республики сотворили "демографическое чудо". И еще раз подтвердили принятую в мире практику моратория на проведение переписей и выборов в зонах вооруженных конфликтов и в условиях чрезвычайного положения.

Сколько же человек на самом деле жили в то время в Чечне? Зимой 2002 г. Датский совет по беженцам провел в Чечне подворный обход для определения потребности в гуманитарной помощи, насчитали около 600 тысяч жителей. Как раз это число и называли чиновники в августе представителям ОБСЕ, от мнения которых ничего не зависело - в отличие от лорда Джадда, по итогам доклада которого ПАСЕ должна была принимать очередную резолюцию. Разоблачение черной магии наступило уже в ноябре 2002 г., через месяц после переписи, когда Датский совет по беженцам провел в Чечне очередной подворный обход, в результате которого была получена численность населения Чечни около 700000 человек. Отметим, что заинтересованные в поставках гуманитарной помощи главы сельских администраций могли способствовать лишь завышению этого результата.

Разница между этим реальным значением и итогами переписи - под 400 тысяч "мертвых душ" - стала "электоральным резервом" для проведения референдума и выборов 2003 года(21).

Сколько человек реально голосовали - или могли голосовать - на выборах в Чеченской Республике в последнее десятилетие?

В ходе "выборов", проводившихся федеральными властями в Чечне 14-17 декабря 1995 года, когда голосовали за депутатов Госдумы и "Главу Чеченской Республики" Доку Завгаева, 14-16 июня и 2-3 июля 1996 года, когда голосовали за Президента России и "депутатов Народного собрания", была отмечена высокая явка - от 60 % до 74 % из общего числа избирателей - 503 тысяч. Это - официальные данные, миссия ОБСЕ тогда заявляла, что выборы не отвечает принципам свободного и справедливого волеизъявления граждан, или же сотрудники миссии уезжали из Чечни на дни голосования. По словам независимых наблюдателей, в большинстве населенных пунктов люди просто не ходили на избирательные участки. Но ЦИК признавал выборы состоявшимися, хотя, повторим, в условиях вооруженного конфликта и de facto действующего чрезвычайного положения проводить выборы нельзя категорически.

27 января 1997 г. прошли выборы Президента и Парламента Ичкерии. Численность избирателей - 447 тысяч - была уточнена в ходе подворного обхода. Победил А.Масхадов, набравший 65% голосов. Наблюдение вели 72 представителя ОБСЕ. Но, когда 15 февраля 1997 г. прошел второй тур выборов парламента, явка избирателей немногим превысила 25 %. Отметим, что в этом случае в Чечне не пошли на приписки, хотя, очевидно, отсутствие в будущем кворума было серьезной проблемой.

В сентябре 1999 г. началась "вторая чеченская война", и в декабре того же года выборы депутата Госдумы в Чечне не проводилось. Вероятно, то были самые чистые выборы за десятилетие...

26 марта 2000 г. прошли выборы Президента России. 22 февраля, за месяц до голосования, Сергей Даниленко, член ЦИК, курирующий чеченское направление, в интервью "Эху Москвы" сказал, что число жителей на территории Чеченской Республики составляет около 400 тысяч человек, из них избирателей 200-250 тысяч. Однако уже через месяц председатель избиркома Чечни Абдул-Керим Арсаханов назвал другое число - 460 тысяч избирателей, притом, что выборы пройдут только в 12 районах Чечни на 336 избирательных участках. 26 марта избирком сообщил, что в Чечне проголосовало более 70% избирателей, а в Грозном - 97 % (!).

20 августа 2000 г., когда в Чечне проходили выборы депутата Госдумы по 31-му избирательному округу, ЦИК называл общее число избирателей - 495 тысяч. Если сохранялись прежние пропорции между численностью электората и населения, последнее могло бы составить 885 тысячам - то есть, должно было вырасти за время войны.

На следующем голосовании уже был использован резерв "мертвых душ", созданный в ходе переписи. 23 марта 2003 г. состоялся референдум, в котором, по данным ЦИК, приняли участие 89 % из 540 тысяч избирателей, число которых определялось по данным переписи. 95.37 % проголосовали "за".

Далее предстояли президентские выборы, накануне которых автор имел возможность проверить свои выкладки "в районном масштабе". 5 сентября 2003 года в администрации Шалинского района были названы три значения: 104 тысячи - численность населения района; 43 тысячи - численность избирателей по спискам; 33 тысячи - не достигших совершеннолетия, получающих детские пособия. Вычитая из первого второе и третье, получаем 28 тысяч человек, которые и не совершеннолетние, и не несовершеннолетние. На недоуменный вопрос автор получил ответ: это те, кто был когда-то прописан, и перепись прошел по документам или со слов родственников. То есть, в этом одном отдельно взятом районе властями признано существование 27 процентов "мертвых душ".

Хотя на предстоявших выборах кандидату федерального центра победа была гарантирована без манипуляции этими цифрами - но те, кто играл все эти годы с цифрами, стали заложниками игры. Это в 1997-м могли честно признаваться в 25-процентной явке, теперь же отказаться от "540 тысяч избирателей" и запредельной посещаемости участков - значило принять на себя груз правды и ответственности.

P. S. Но реальность превзошла самые смелые ожидания. По словам председателя Центризбиркома Вешнякова, на декабрьском голосовании по выборам в Государственную Думу в Чечне голосовали на 11 процентов человек больше, чем было избирателей в республике.

Что же до результатов переписи, то их не использует даже Государственный комитет по статистике - по его данным, в Чечне на 2003 год жили 813 тысяч человек.

Февраль 2004 г.

Примечания

(1) Более подробный анализ см: Владимир Гривенко. О численности населения Чечни в июле 1999 г. (к началу нового кавказского конфликта) на сайте "Мемориала" www.memo.ru.

(2)Граница между республиками до сих пор не демаркирована и не делимитирована. Экстраполяция данных, публиковавшихся Госкомстатом в последующие годы, дает на 1989 год численность постоянного населения районов Чечни примерно в 1.084 тысяч, а районов Ингушетии - 186 тысяч человек. Но к Ингушетии Госкомстат относил не только Назрановский, Малгобекский и Джейрахский районы, но также и весь Сунженский район. На деле существенная часть последнего - в частности, два крупных населенных пункта, Серноводск и Ассиновская, 8 и 6,9 тысяч жителей в 1989 г. соответственно - относились к Чечне.

(3)Помимо вайнахов, в 1989 г. в Чечне жили несколько десятков тысяч представителей других мусульманских народов 23 тысячи кумыков, ногайцев и аварцев, в подавляющем большинстве - сельские жители, и 5,1 тысяч татар, в основном - горожане.

(4) Оценки численности населения Ингушетии суть отдельная проблема. Пожалуй, больше ни в одном регионе России не было в последние годы такой миграции. В ходе осетино-ингушского конфликта 1992 г. из Пригородного Района Северной Осетии были изгнаны десятки тысяч ингушей - ингушские власти говорят о 70 тысячах, осетинские - о 17 тысячах. В 1994-1996 годах, в ходе "первой чеченской войны" число вынужденных переселенцев из Чечни составляло в Ингушетии до 150 тысяч - точных данных нет, так как с апреля 1995 по август 1996 г. учет беженцев не велся (подробнее об этом см. дальше.). Многие ингушские семьи, не сумевшие в 1957 году вернуться в Пригородный район и поселившиеся тогда в Грозном, остались после этого в Ингушетии на постоянное жительство. Что же касается вынужденных мигрантов, то их на 1 января 1999 г. по данным Федеральной миграционной службы в Ингушетии на учете состояло 34.983 человека.

Далее, на 1989 г. в СССР за пределами Чечено-Ингушетии и Северной Осетии проживала 41 тысяча ингушей, часть из них вернулась на родину. С другой стороны, в 1990-е годы весьма существенна была миграция из республики, остававшейся одним из беднейших регионов федерации, в другие регионы. Тем не менее во всей этой таблице именно вторая колонка вызывает меньше всего сомнений.

(5)Сама по себе такая точность нереалистична - добро бы эти цифры соответствовали действительности с точностью до 10 тысяч.

(6)В 1990-х этот процесс ускорился и в автономных республиках, ставших просто республиками, и в автономных округах, повысивших статус и ставших республиками, на руководящих и просто оплачиваемых должностях "русскоязычные" кадры заменялись "национальными". При этом нигде, кроме Чечни, национальные движения об отложении от России и не помышляли - речь шла о борьбе элит за контроль над ресурсами, но с непременной апелляцией к федеральному центру как к арбитру.

(7)После возвращения чеченцев из ссылки в 1957 году оказалось, что рабочие места в промышленности заняты. Возвращение на половину территории было невозможно - восстановить горные селения, необитаемые в течение тринадцати лет, было сложно, а власть не желала, чтобы в горах возобновилось сопротивление. К Чечне прирезали два района севернее Терека - Наурский и Шелковской - там расселили в первую очередь горцев, но это решало проблему лишь отчасти. Высокая скрытая безработица отчасти компенсировалась натуральным хозяйством и отхожим промыслом, шабашничеством, работой на "северах" и трудовой эмиграцией. В 70-80-е годы из Чечено-Ингушетии выезжали не только славяне, но и вайнахи - нетто-эмиграция последних в 1979-89 годах по данным переписей достигала 50 тысяч. За эти годы число чеченцев, постоянно живших в Ставропольском крае, возросло в 3,4 раза, в Астраханской области - в 5,5 раза, в Ростовской области - в 6,8 раза, в Волгоградской области - в 13,7 раза, в Тюменской области - в 33,7 раза. Суммарно в этих пяти регионах число постоянно проживающих чеченцев выросло шестикратно - с 9,3 до 55,8 тысяч. А вот возможность "пошабашить" резко сократилась в середине 1980-х в результате экономического коллапса в СССР и, как следствие, сокращения ассигнований на сельское строительство.

(8)При этом массового исхода не было, изменилась лишь фиксация этой реальности: просто правозащитникам удалось добиться от ведомства регистрации этих ранее выехавших мигрантов.

(9)Российские пропагандисты утверждали, что данные переписи Масхадов специально засекретил, поскольку они свидетельствовали о катастрофическом снижении численности населения Чечни - калька с истории о советской переписи 1937 года, которую признали "вредительской". Однако сомнения вызывала даже сама возможность проведения такого сложного мероприятия в условиях коллапса государственности. Автор даже позволил назвать "Масхадовскую перепись" в Ичкерии "Библиотекой Ивана Грозного" - не было-де такой, как оказалось, был не прав.

(10)Опросив как людей, имевших отношение к проведению переписи, так и многих жителей Чеченской Республики - на предмет того, обращались ли к ним переписчики.

(11)Он и получил проблемы с беженцами за всю Россию, а если бы Аушев действовал так, как было предписано, он не имел бы проблем ни с беженцами, ни с генералами. Но тогда число погибших в Чечне гражданских лиц было бы больше в разы, если не на порядок. А не соучаствовать в военных преступлениях - достойный выбор для генерала и для президента.

(12)Датский совет по беженцам - одна из ведущих гуманитарных организаций, работающих в Ингушетии и Чечне - регулярно проводит подворные обходы с целью составления списков на оказание гуманитарной помощи. Однако их данные по Ингушетии, где сверка проводится по каждой семье, существенно точнее, чем по Чечне - там приходится пользоваться сведениями, предоставляемыми главами сельских администраций.

(13)В Ингушетии за злоупотребления с "беженскими" деньгами за два года были сняты с должностей десятки глав местных администраций - в Чечне ни о чем таком не было слышно, поскольку в Ингушетии был эффективный контроль. Для сравнения: в начале войны в Ингушетии на обустройство одного беженца в лагере (палатка, настил, постель, печка, коммуникации) по смете расходовали 700 рублей, в Чечне - 3700 рублей.

(14)Так, в Грозном в ходе штурма города федеральными войсками в декабре 1999 - январе 2000 г. оставались не более 40 тысяч человек.

(15)Около 60 тысяч находились в Ингушетии и были намерены там остаться, предполагалось выделить им землю в Сунженском районе.

(16)Сообщение NTVRU от 17 сентября 2002 г. 11:42:20.

(17)Сообщение NTVRU от 18 сентября 2002 г. 08:15:00.

(18)Хотя вторая чеченская война была куда более жестокой, чем первая число погибших в первые месяцы было в 3-4 раза меньше. Здесь нет противоречия: страх иногда спасителен. Еще в 1996 году жители Чечни срывались с места уже при угрозе гибели. Осенью 1999 года люди бежали из Чечни от массированных неизбирательных бомбежек и обстрелов, и это тоже было опасно. Дороги, объявленные "гуманитарными коридорами", уместнее было бы назвать "коридорами смерти": число, погибших в населенных пунктах и при выходе из них было сравнимо. Однако в целом эта стратегия выживания себя оправдала.

(19)В Ингушетии - 137 тысяч, и 10 тысяч в Дагестане.

(20)В Ингушетии по предварительным результатам переписи было 468 тысяч человек, из которых тысячи - временно перемещенные лица из Чечни, проживающие в пунктах временного размещения. Иных мигрантов - не проживающих в лагерях, или бежавших в 1992 г. из Пригородного района, в отдельную категорию не выделили. Отметим, что таким образом постоянное население республики - и, видимо, будущее бюджетное финансирование этого дотационного региона - было "увеличено" раза в полтора. Заметим также, что мигранты, якобы переселенные в Чечню, на самом деле были переписаны в Ингушетии. В республике проживали женщин 256 тысяч и мужчин - 212 тысяч, асимметрия вызвана высокой безработицей и отъездом мужчин на заработки.

(21)В самой методологии переписи 2002 года была заключена некоторая двусмысленность: учету подлежало лишь постоянное население, наличное население не фиксировалось. Таким образом, стали возможны вполне "законные" приписки. Правда, был определен критерий (ценз) "постоянности" - проживание в данном месте в течение года. Но, как видим, эту двусмысленность смогли с выгодою для себя использовать и в Чечне, и в Ингушетии.