Интервью с главой комиссии по расследованию причин и обстоятельств теракта в школе Беслана Станиславом Кесаевым

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Корреспондент "Кавказского узла" Регина Ревазова провела интервью с заместителем председателя парламента Северной Осетии, главой североосетинской комиссии по расследованию причин и обстоятельств теракта в школе №1 г.Беслана, Станиславом Кесаевым.

Ниже приведен текст интервью.

Регина Ревазова: Когда были созданы две комиссии по расследованию причин и обстоятельств теракта в Беслане, федеральная и местная, многие полагали, что работать они будут по принципу "федеральная напишет, местная подпишет". Однако на деле оказалось иначе. Вы расследуете одно дело, а результаты уже разные. Как вы это объясните?

Станислав Кесаев: Ни выводов большой комиссии, ни выводов маленькой еще нет. Есть только некоторые интервью, но это еще не выводы. Мы были созданы 10 сентября на сессии парламента, и наша задача это выяснение причин и обстоятельств бесланской трагедии. Большая комиссия и наша это и есть форма работы парламента, как высшего представительного органа государственной власти, где не просто люди, которые туда пробились, хотим мы этого или нет, а люди, которые избранники народа и должны выражать чаяния своих избирателей.

Мы никогда не скрывали, что работаем вместе. У нас были и совместные заседания, мы выполняли отдельные поручения федеральной комиссии, принимали граждан, и др. Точно так же, как федеральная комиссия отвечала на поставленные нами вопросы. И это единомнение, которое кем-то предполагалось, это совершенный бред. И когда некоторые видные юристы в интервью газетам местного оппозиционного порядка говорят, что мы не верим местной комиссии, там все дзасоховские и будут выполнять его заказ. Пусть этот бред останется на их совести, потому что вошедшие в состав этой комиссии депутаты меньше всего обращают внимание на то, что говорят вокруг нас и больше всего занимаются единственной вещью: выяснением истины. И есть формы следствия прокуратуры, в соответствии с процессуальным законодательством, а есть виды парламентской деятельности, в частности, парламентское расследование, как модно сейчас говорить. Так вот, когда мы обозначили причины и условия, мы обозначили свои задачи, почему это произошло, почему такое количество вооруженных людей попало на территорию РФ, где запрещено передвигаться с оружием, почему произошла сама трагедия, что это было, толи это был бестолковый штурм, то ли это была не согласованность в действиях, почему погибло такое количество людей, от чего, в результате чего. Всем этим мы занимаемся, и ни разу мы не столкнулись с тем, что у нас не хватает головы для того, чтобы поставить какой-то вопрос. Другой вопрос, мы в рамках своих полномочий знаем, что мы можем и чего мы не можем, потому, что федеративное государство наше устроено так, что большинство ведомств, в частности силовые структуры, подчиняются федеральному центру. Но, тем не менее, на наши запросы о хронологии событий нам ответили все ведомства. И мы идем своим путем, и мы стали давать какие-то интервью, так как полагаем, что мы уже подошли той стадии, когда можно говорить о каких-то выводах и о каких-то вопросах. А окончательного документа у нас нет, но думаю, к первому сентябрю будет.

Р.Р.: К первому сентябрю будет готов доклад вашей комиссии?

С.К.: Да, ну мы постараемся, хотя бы для того, чтобы большая федеральная комиссия воспользовалась нашими выводами. Но наши выводы будут больше носить характер вопросов, потому что все те вопросы, которые я вам назвал, они все будут в наших документах, потому что чересчур много нестыковок, непонятного. Я думаю, что наша задача как раз таки в том и состоит, не просто соглашаться со следствием, потому что, как жизнь доказала, следствие порой бывает не всегда верным, а пытаться делать свои выводы и ставить свои вопросы.

Р.Р.: Насколько мне известно, в России нет законодательного акта о парламентских комиссиях. На основании чего действует ваша комиссия?

С.К.: Понимаете, парламентские комиссии могут существовать, но нет в нормативах закона о парламентских расследованиях. А парламентские комиссии - это одна из форм работы. И когда кто-то, в частности зам генерального прокурора, говорит о том, североосетинская комиссия работает на не законных основаниях, это совершенно не правильно. У нас есть регламент парламента, это закон о деятельности всего парламента, где прописана процедура создания этих комиссий, их полномочия и их компетенция. То есть, нет буквально закона с названием "парламентское расследование".

Р.Р.: Генпрокуатура и федеральная парламентская комиссия, по мнению многих бесланчан, создали свой сценарий происходящего, и пытаются все подогнать под этот сценарий. Причем судебный процесс это наглядно демонстрирует. Неужели результаты двух комиссий будут разные?

С.К.: Вы понимаете, в описании хронологии могут быть разное описание. Я меньше всего хочу критиковать, но я как гражданин и как должностное лицо, вправе иметь мнение о том, как работает прокурорское следствие. Потому что есть такие принципы, как всестороннее, полное, объективное расследование. Мне кажется, что прокурорское расследование, в силу многих причин, пошло по одному пути. Ведь сейчас мы имеем результаты следствия по поводу Нурпаши Кулаева, и это достаточно хитрая и достаточно объективная вещь. Вот один живой остался, и давайте смотреть о его причастности к участию в бандформированиях, о его причастности к убийству людей, о его причастности к терроризму и т.д. И все можно замкнуть на одном человеке. А на самом деле причины трагедии требуют развернутого расследования всего. Вот наша комиссия и федеральная тоже пошли по пути всестороннего анализа всего события. Тем мы и отличаемся, в методике подхода. Но разночтения, я не думаю. Хронология будет одной и той же, а вот какие будут выводы делать.... Мя склонны в этом обвинять представителей силовых структур, как структур специально созданных для борьбы с терроризмом, с последствиями терроризма, призванных спасать людей. Но когда у тебя на глазах гибнут люди, и ты обязан обеспечить им безопасность, а ты не можешь ее обеспечить в силу объективных или субъективных причин. Почему, например, тушение пожара началось в три часа, как это следует из отчета МЧС. Они говорят, вот у нас есть инструкция, что мы можем не тушить пожар во время боя. Все правильно, но почему гражданским лицам можно бегать и тушить пожар, а профессионалам нет. Вопрос? Вопрос. Может инструкция не правильная, может, профессионалы не очень патриотичны. И о совершенно разных выводах я не могу говорить, но объяснение поведения многих должностных лиц... Я знаю, что в федеральной комиссии есть огромное количество представителей бывших фсбшников, бывших мвдшников. Но, как вы знаете, бывших силовиков не бывает. И они могут, я подчеркиваю, могут пытаться защитить свои корпоративные интересы. Допустим, я где-то читал, что генерал Баскаев (депутат Госдумы РФ - прим.) говорил, что Кесаев эмоционально рассуждает, хочет пропиариться и т.д. Но депутата Госдумы Баскаева не было во время боя на месте, а я был там, и со мной стояли секретарь Совета Безопасности Северной Осетии генерал лейтенант Огоев и сенатор от Северной Осетии Кодохов, которые спокойно могут подтвердить, что выстрелы из танка мы слышали и видели в районе пяти часов вечера. Не в девять вечера, как утверждает Баскаев по чьим-то отчетам, а как очевидцы, и кто из нас прав, это покажет жизнь. А любая попытка как-то замылить или замазать вопрос или защитить корпоративные интересы, она не принесет пользы и я надеюсь, этого не будет.

Р.Р.: Не связано ли ваше тесное общение с журналистами со сменой главы республики?

С.К.: Нет, совершенно нет. Я слышал даже от бесланских женщин и от людей, которые вокруг них крутятся, что мы продажные, что дзасоховские. Мы не псы, которые служат то одному господину, то другому. Пусть бог рассудит тех, кто так думает. Члены комиссии это депутаты, представители народа, которые реже всего встречаются с главой республики или с президентом, и чаще всего встречаются со своим народом, со своими избирателями. И нам нет смысла врать и не кому служить. Депутат это свободный человек на четыре года. А на домыслы мы не обращаем внимания, мы не для публики работаем, мы работаем на истину.

Р.Р.: Для замгенпрокурора Николая Шепеля, судебный процесс по делу участника захвата бесланской школы Нурпаши Кулаева есть одно из препятствий следствия. Что значит этот процесс для вашего расследования?

С.К.: Вы знаете, никто из членов комиссии на суд не ходил. Хотя бы потому, что бы не попасть под влияние процесса. Мы ведем свое расследование. Суд тоже ведет свое следствие, но отталкивается от материалов генеральной прокуратуры. Видно, что люди говорят не то, что написано в протоколах. Как бы самостоятельное следствие идет. И это мне нравится, и я надеюсь, что суд сможет достойно оценить все эти показания. А расхождения между тем и тем.... Истину устанавливают многими путями и многими средствами. Я думаю. Вариант генеральной прокуратуры это одно, вариант суда это другое, вариант депутатской комиссии это третье. А истина будет вырабатываться во взаимодействии.

Р.Р.: Николай Шепель на последней пресс конференции, сославшись на результаты экспертизы, заявил, что "Шмели" не содержат зажигательного действия. Вы согласны с выводами экспертов?

С.К.: Я не увидел письменного варианта экспертизы. Ведь на слух можно сказать все что угодно и написать все что угодно. Можно взять, полезть в Интернет или в справочники, где вся эта техника не приписана к пацифистским формам оружия, и огнемет переводится как то, что мечет огонь. А огонь имеет свойство поджигать все, что встречается на его пути. Посмотрим, пусть это будет на совести этих экспертов и на совести людей, которые ссылаются на экспертов. Но куда мы денемся от почти двух сотен обгоревших трупов. Конечно, можно спорить, в результате чего им была причинена смерть, то есть он сгорел до смерти или умер от пулевого ранения, но это не столь важно. Все понимают, что огнемет это зажигательное оружие. У нас есть основания полагать, что крыша обвалилась в результате большого пожара и не важно, почему он возник. Важно, что его не тушили и под ним погибли люди.

Р.Р.: Как известно, генпрокуратура долгое время отрицала факт применения танков при штурме школы. После ваших заявлений о том, что вы сами являетесь свидетелем использования танков, Николай Шепель назвал вашу позицию "не гражданской и бессовестной"....

С.К.: Тут все лежит на поверхности. Если такое высокое должностное лицо вначале заявляет, что танки не стреляли, и называет поведение человека, который был свидетелем и который посмел это сказать, не гражданским, то я не собираюсь быть гражданином одной страны с Шепелем, где можно в наглую говорить не правду. Ведь потом же он признал, что танки стреляли, но сказал, что это было вечером и заложников с боевиками не было. Тогда у меня вопрос: что у командира танка или у руководителя боя была телефонная связь с боевиками? Они позвонили к ним, и спросили, рядом с вами есть заложники или нет? Откуда они знали, что возле боевиков нет заложников? Ведь эти люди пришли взять заложников и навязать свои требования. И это даже детишки в кино знают, что человек, который пытается спастись, такой вот негодяй, он всегда держит возле себя кого-то. Это не очень логичные заявления, вначале говорить об эмоциональном напряжении из-за больших потерь (в рядах спецназа - прим.), а потом утверждать, что заложников там уже не было когда танки начали стрелять. Кто это проверил? Как это доказывается? Это только предположение, но предположить можно и противоположное.