Данная статья представляет результаты опроса мусульман среди чеченцев и ингушей в сравнении с аналогичным опросом дагестанцев, проведенным годом раньше. Опрос проводился через интернет, выборка является не репрезентативной, а целевой (мусульмане различных религиозных направлений). Основные результаты опроса:

• Религиозные взгляды респондентов определяются различными факторами, среди которых, наряду с принадлежностью к той или иной религиозной группе, важную роль играет этничность.
• Наиболее последовательны взгляды нетрадиционных мусульман.
• Практически единодушно поддерживается необходимость свободных, честных выборов политических лидеров; наиболее скептически к выборам относятся дагестанские нетрадиционные мусульмане.
• И вайнахи, и дагестанцы демонстрируют неприятие коррупции, относя к ней любые формы неформальных платежей.
• Негативно оценивается дифференциация отношения власти к нарушителям закона, использование личных связей в других сферах воспринимается гораздо более терпимо (в наименьшей мере – у нетрадиционных мусульман).
• На уровне деклараций подавляющее большинство опрошенных не готово оправдывать насилие по отношению к другим людям, однако при оценке конкретной ситуации значимая часть поддерживает самосуд, среди вайнахов – существенно больше, чем среди дагестанцев.
• Дагестанцы считают, что имам будет следовать законам шариата, даже если речь идет о его родственнике; вайнахи в подобной ситуации предпочитают перепроверить вердикт у другого имама.
• Хотя религиозные различия имеют значение, наиболее важный фактор, влияющий на отношение к гендерной дискриминации – гендерная принадлежность, у женщин вне зависимости от их религиозных взглядов есть запрос на эмансипацию.
• Среди дагестанцев разрушение поколенческих иерархий существенно более выражено, чем среди вайнахов, при этом поколенческие иерархии важнее для суфиев и традиционных мусульман, чем для нетрадиционных и этнических мусульман.
• Разброс мнений среди дагестанских респондентов гораздо более существенен, чем среди вайнахских, одновременно у вайнахов большая доля затруднившихся ответить на многие вопросы. Это демонстрирует различную степень разрушения традиционных отношений в двух исследуемых социумах.

Характеристика опроса

В 2017 году исследовательская группа в составе Ирины Стародубровской, Евгения Варшавера, Егора Лазарева провела интернет-опрос среди ингушей и чеченцев. Этот опрос практически полностью дублировал проведенный за год до этого теми же исследователями опрос дагестанцев. Анкета была подкорректирована незначительно, в основном изменения касались используемых имен – для последнего опроса они были сменены на более привычные для вайнахских этносов. Основная цель исследования состояла в выявлении взглядов, норм и ценностей, на которые ориентируются респонденты в своей жизни и которые определяют их решения и стратегии. Вообще изучение ценностей – вполне традиционная сфера социологических исследований. Однако опросы, о которых идет речь, имеют достаточно серьезную специфику по сравнению с обычными исследованиями в данной сфере.

Во-первых, ставилась задача выявить ценности не населения в целом, а именно мусульман. Респонденты отбирались на основе их самоидентификации по данному критерию, при этом в опросе не уточнялось, что значит быть мусульманином. Другими словами, мы целевым образом опрашивали определенную группу населения. Такой подход не обеспечивает того, что в социологии называется репрезентативностью, то есть соответствия параметров опрошенных нами людей общим характеристикам населения Чечни и Ингушетии. Так, среди респондентов 57,2% являются мужчинами, когда как в Чечне по статистике доля мужчин составляет 49,0%, а в Ингушетии – 46,6%. Средний возраст опрошенных составляет 36 лет.

Во-вторых, исследование проводилось в форме интернет-опроса. Это достаточно новая и не до конца отработанная методика, которая, тем не менее, в последнее время завоевывает все большее признание. Суть ее в том, что ссылка на страницу опроса демонстрируется определенным пользователям социальных сетей в качестве рекламы, и они тем самым имеют возможность принять участие в исследовании. В данном случае выбирались группы во всех крупнейших соцсетях – Facebook, Instagram и ВКонтакте – участники которых с высокой степенью вероятности могли принадлежать к целевой аудитории. Кроме того, по нашей просьбе ссылка на опрос была размещена на страницах популярных общественных деятелей, которые поддержали его проведение.

Очевидно, при таком подходе к организации опроса возникают определенные искажения. Он оказывается отражением взглядов преимущественно интернет-сообщества – более образованного, в первую очередь городского населения. Действительно, среди опрошенных 78%, по их словам, имеют высшее образование, тогда как в целом в Чечне и Ингушетии доля людей с высшим образованием состоявляет около 30%. Сельских жителей в выборке оказалось всего 28%. Но, как уже указывалось выше, мы и не претендуем на то, чтобы отразить характеристики населения республик в целом. Зато этот недостаток искупается более легким доступом к представителям нашей целевой группы, более надежными гарантиями анонимности участников, что позволяло предположить, что они охотнее примут участие в опросе и будут отвечать честнее.

Тем не менее в данном исследовании мы столкнулись с гораздо большими трудностями, чем при опросе дагестанских мусульман. Речь идет о проблемах двоякого рода. С одной стороны, нам отвечали гораздо менее активно, полностью анкету заполнили всего 624 человека (в дагестанском опросе – в 2,7 раза больше, с учетом того, что не все указали полную информацию о себе, в анализ удалось включить 1352 анкеты). С другой стороны, мы испытывали сложности с определением того, относятся ли опрошенные к нашей целевой группе – чеченским и ингушским мусульманам. К сожалению, далеко не все из них указали свою национальную принадлежность: кто-то просто назвал себя мусульманином, кто-то предпочел отшутиться (среди респондентов даже эльфы обнаружились). В результате пришлось отсеять еще 107 анкет, и в итоговое исследование вошло лишь 517 респондентов, среди которых 255 чеченцев, 237 ингушей и 25 человек, называющих себя вайнахами.

В-третьих, в анкету были включены вопросы двух типов. Наряду с привычной формой вопроса: «Как Вы думаете…?»; «Считаете ли Вы…?» - опрос включал в себя жизненные ситуации, в которых респондент должен был оценить действия участников либо предложить им наилучший вариант решения проблемы. Отправлять ли учиться дочь-отличницу или сына-лентяя? К кому обращаться, если произошло ДТП, и стороны не могут договориться, кто виноват? Что делать девушке, если она хочет создать семью, а к ней никто не сватается? Такой тип вопроса называется виньеткой.

Почему нам казалось важным включать виньетки в опрос? Дело в том, что ценности проявляются не только, а возможно и не столько, в декларациях, сколько в рутинных действиях, в принятии огромного числа мелких решений по конкретным ситуациям. Причем далеко не всегда декларации совпадают с мотивами подобных повседневных действий. Это ярко проявлялось в наших качественных исследованиях, когда, например, выяснялось, что молодой человек, произнесший длинную эмоциональную речь в поддержку беспрекословного подчинения старшим, сам женился в 18 лет вопреки воле родителей. Обычно ценностные опросы ограничиваются декларативным уровнем, но это представляется явно недостаточным. Нам хотелось понять ценности мусульман в том числе и в процессе повседневного принятия решений, а также выявить, насколько они отличаются от декларируемых.

В нашем опросе мы анализировали ценностные ориентиры двух вайнахских народов – чеченцев и ингушей – совместно. Для исследования каждого из них в отдельности материала явно не хватало. Мы не можем утверждать, что выявленные в ходе опроса различия (сразу скажем – они немногочисленны) объясняются действительной разницей в ценностях, а не особенностями выборки. Данный вопрос безусловно требует дополнительного изучения на основе исследований с иным дизайном и иным объемом выборки.

Религиозные группы

Итак, мы выяснили, что на основе опроса мы не можем судить о ценностях населения Чечни или Ингушетии в целом. И если кто-то интерпретирует его результаты так, что соответствующий процент жителей этих регионов поддерживает насилие или выступает за гендерное равенство, это будет ошибкой. Мы с самого начала знали, что опрос нерепрезентативен. Что же мы хотели измерить с его помощью?

Не секрет, что в постсоветский период на территории северокавказских республик среди мусульман не было и нет единства – они принадлежат к разным религиозным направлениям; конфликтуют по многим вопросам не только вероучения, но и повседневной жизни; и даже не всегда считают друг друга истинными последователями ислама. При этом взгляды и ценности представителей конкурирующих направлений часто трактуются превратно, на основе слухов и сплетен либо частных примеров, которые могут не отражать общей картины. Собственно, опрос ставил своей целью выявить, насколько различаются ценности представителей разных течений ислама на отдельных северокавказских территориях и насколько эти различия существенны. Ведь вполне возможно, что реальные отличия связаны совсем не с религиозными взглядами, а с принадлежностью к этнической группе, образованием, гендером или какими-то иными факторами.

Чтобы провести подобный анализ, для начала необходимо определить те религиозные группы, различия между которыми мы хотели бы охарактеризовать. Это достаточно непростая задача – разнообразие религиозных взглядов на Северном Кавказе велико, и основные «линии разлома» не всегда очевидны. Чтобы решить ее достаточно корректно, мы советовались с экспертами, имамами, сторонниками различных религиозных направлений в первую очередь в Дагестане. В результате был сформирован алгоритм выделения религиозных групп на основе ответов на три вопроса, представленный в Таблице 1. Безусловно, он не идеален (так, всегда возникает вопрос, к каким группам относить затруднившихся ответить), но он позволяет операционализировать процесс анализа и избежать субъективизма.

Не только содержательное разделение на религиозные группы, но и наименование этих групп – вопрос, по которому не всегда можно найти консенсус. Особенно это касается группы, которая названа «нетрадиционные мусульмане». Здесь имеются в виду те, кто апеллирует в своей вере только к Корану и Сунне. Общепризнанного термина для обозначения данной группы нет. Когда это направление получило распространение на Северном Кавказе, его сторонников стали называть ваххабитами. Однако этот термин был недопустимо идеологизирован и со временем стал вызывать исключительно негативные коннотации. Кроме того, он не принимался самими представителями данного течения.

В дальнейшем понятие «ваххабит» стали заменять более политкорректным термином «салафит». Это наименование является гораздо более адекватным, однако оно включает лишь часть представителей рассматриваемого религиозного направления, не распространяясь, например, на ихванов или сторонников “Хизб-ут-Тахрир” ¹. И если для вайнахов эти детали не столь важны, в Дагестане дифференциация проявляется достаточно четко. Определенное распространение получил термин «чистый ислам». Но значит ли это, что остальные направления ислама следует считать «не чистыми»?

В результате остаются два термина, оба из которых нам представляются вполне допустимыми: исламский фундаментализм и нетрадиционный ислам. Здесь из них выбран последний. Собственно, он указывает не только на то, что данное направление не сложилось исторически на Северном Кавказе, а в основном стало распространяться в постсоветский период, но также на его неприятие смешения ислама с неисламскими традициями, аргументируемого ссылкой на практики предков. Как выразился один из его представителей, «знание противостоит традиции».

Применяя предложенный алгоритм к разделению опрошенных на религиозные группы, получаем результаты, представленные в диаграмме №1. Из диаграммы очевидно, что это распределение существенно различается по вайнахам и дагестанцам. Если применительно к дагестанцам оно достаточно равномерно, и все группы полноценно представлены в выборке, то по вайнахам суфии составляют более половины опрошенных, а этнические мусульмане - всего около 3%. Не очевидно, что здесь мы имеем дело с дефектами самой выборки. Вполне возможно, что это как раз отражает ее специфику. Суфизм у вайнахов действительно имеет широкое распространение и, судя по всему, до сих пор доминирует среди религиозных групп. Незначительная доля непрактикующих мусульман может быть связана, в частности, с большим распространением религиозной обрядности, в том числе и среди тех, кто не всегда полностью исполняет требования ислама в повседневной жизни, что менее характерно для Дагестана. Но в любом случае надо с некоторой осторожностью относиться к выводам, полученным на основе мнения незначительного числа опрошенных, даже если его значимость подтверждена эконометрическим анализом.

Религиозные взгляды

С учетом того, что наше исследование в первую очередь отражает разнообразие течений ислама на Северном Кавказе, логично начать обсуждение его результатов именно с характеристики различий в религиозных взглядах. Что важнее – религиозные знания или жизненный опыт? Каковы источники религиозного знания? Как должны сочетаться глобальность исламской уммы и местные особенности? Считается, что по всем этим вопросам разница позиций у различных течений ислама весьма велика. Но так ли это? Либо здесь оказывают влияние какие-то другие факторы? Анализ показывает, что картина складывается достаточно пестрая.

К кому обратится мусульманин, если ему надо решить вопрос в соответствии с религиозными канонами? У вайнахов явно наибольшей популярностью пользуются два варианта – имам и знающий человек среди знакомых, причем они доминируют у всех религиозных групп. Тем не менее источники религиозного авторитета у разных групп имеют отличия, причем наиболее полярны они у суфиев и нетрадиционных мусульман. Суфии характеризуются наиболее высокой долей обращений к имаму и духовному наставнику, они пользуются этими двумя источниками в полтора раза чаще, чем нетрадиционные мусульмане. Нетрадиционные мусульмане наиболее часто – в 1,4 раза чаще, чем суфии - обращаются к знающим людям среди знакомых и интернет-источникам. В то же время стремление пользоваться интернет-источниками сильно связано с гендером. Если мужчины более склонны обращаться к имаму, то женщины, которые традиционно в вайнахском обществе не посещают мечеть – как раз к интернету.

Аналогичная полярность источников религиозного авторитета характерна и для дагестанских мусульман. В то же время среди них бОльшая доля нетрадиционных мусульман (62,1%) обращается за решением к имаму, а также бОльшая доля суфиев (39,0%) и меньшая доля нетрадиционных мусульман (12,4%) предпочитает духовного наставника.

Высокая доля тех, кто в процессе поиска правильного с религиозной точки зрения решения готов обращаться к имаму, неизбежно ставит вопрос о тех качествах имама, которые важны для наших респондентов. Для прояснения этого момента в исследование была включена виньетка, где респонденту предлагалось поучаствовать в выборах имама. Было предложено две кандидатуры:

• Абдурахман, 58 лет, родился и жил в селе, исламу обучался на дому в советское время;
• Юсуп, 35 лет, родился и вырос в селе, исламу обучался в известном исламском университете (в Аль-Азхаре) в Египте.

Обращает на себя внимание, что у вайнахов среди всех групп практикующих мусульман, определившихся с выбором, более молодой и образованный имам получает преимущество. Однако с разным «счетом». Если у суфиев его преимущество минимально (сопоставимо с ошибкой измерения), то среди нетрадиционных мусульман число проголосовавших за Юсупа более чем в 4 раза превышает количество отдавших голоса Абдурахману. Примерно аналогичная картина и у традиционных мусульман. Наряду с принадлежностью к религиозному течению, значимым фактором при принятии решения является также возраст респондента – пожилые проявляют меньшую готовность голосовать за молодого имама.

В то же время отличительной чертой данного голосования является число неопределившихся – 44% опрошенных, а среди суфиев и традиционных мусульман – и того больше, затрудняются ответить или считают, что предоставленной информации недостаточно для принятия решения. То есть возраст и исламские знания – далеко не все факторы, учитываемые в данном случае.

Достаточно неожиданны отличия результатов опроса вайнахов от опроса дагестанцев. В последнем три группы из четырех – суфии, традиционные и этнические мусульмане – отдали предпочтение пожилому и менее образованному имаму, и лишь у нетрадиционных мусульман голоса, отданные за молодого и образованного, почти в пять раз превышают голоса его конкурента. Можно предположить, что среди дагестанцев зарубежное религиозное образование в большей мере связывается с радикальностью взглядов и потенциальной возможностью конфликтов, чем среди чеченцев и ингушей. В то же время, как и у вайнахов, доля неопределившихся в данном вопросе чрезвычайно высока.

При решении религиозных вопросов важен не только источник авторитета, но и пространство поиска. Будет ли этот он проходить в рамках сложившейся догматики, абсолютизирующей разделение на богословско-правовые школы – мазхабы, либо он будет ориентироваться на мнения современных ученых вне зависимости от принадлежности к мазхабу? Среди вайнахов более популярным оказался поиск решения в рамках одного мазхаба, хотя более четверти опрошенных ориентируются на мнение современных ученых. При этом традиционные мусульмане и особенно суфии склонны ориентироваться на один мазхаб, тогда как нетрадиционные мусульмане скорее отдают предпочтение современным ученым, раздвигая традиционные ограничения. Обращает на себя внимание высокая доля затруднившихся ответить среди вайнахов - около 35% в среднем по выборке, а среди традиционных мусульман – более 40%. Возможно, не все смогли сформировать четкое мнение по столь непростому богословскому вопросу.

Те же тенденции прослеживаются и у дагестанских мусульман, однако разброс взглядов здесь больше. Суфии и традиционные мусульмане более ориентированы на поиск решения в рамках одного мазхаба, нетрадиционные мусульмане – на позиции современных ученых. Доля затруднившихся ответить меньше, что может отражать более глубокое проникновение исламских знаний в дагестанское общество, позволяющее лучше представлять себе современные глобальные исламские процессы.

Степень самостоятельности в поиске решений, соответствующих религиозным канонам, не в последнюю очередь зависит от позиции в отношении самостоятельного изучения исламских первоисточников – Корана и Сунны. При ограниченном владении арабским на Северном Кавказе это напрямую связано с отношением к переводу Корана на другие языки. Поэтому один из вопросов анкеты затрагивал данный сюжет.

Как оказалось, существенной разницы между религиозными группами у вайнахов по этому вопросу нет. По всем группам более половины опрошенных считает возможным читать переводы Корана. Максимальна эта доля – более 70% - у нетрадиционных мусульман, среди них также минимальна доля тех, кто считает, что Коран можно читать только по-арабски. В то же время при ответе на данный вопрос фактор образования оказался важнее принадлежности к религиозной группе – образованные люди более склонны допускать чтение переводов и менее склонны ограничивать чтение Корана только арабским оригиналом.

Ответы на этот вопрос среди дагестанцев разительно отличаются, и в первую очередь за счет позиции дагестанских суфиев. Лишь менее 20% из них допускает чтение Корана в переводе, большинство считает возможным читать толкования. При этом 22% - в два раза больше, чем среди вайнахов – не признает ни переводов, ни толкований, и допускает чтение Корана только на арабском. Более консервативна по сравнению с вайнахами также позиция дагестанских традиционных мусульман.

Важный вопрос, характеризующий соотношение этнического и религиозного в исламе, связан с брачным выбором. Можно ли строить брачные отношения с мусульманином другой национальности? Поскольку традиционно на Северном Кавказе границы брачного выбора строже для девушек, чем для юношей, вопрос относился к дочери или сестре респондента.

Большинство респондентов-вайнахов не готово решиться на такой шаг. Исключение здесь составляют только нетрадиционные мусульмане – среди них доля готовых разрешить девушке брак с мусульманином другой национальности приближается к половине. В то же время более значимыми факторами, влияющими на позицию в данном вопросе, являются гендер (мужчины более склонны не разрешать), образование родителей (чем оно выше, тем более склонны разрешать) и сельское/городское происхождение (уроженцы сел менее склонны разрешать). При учете этих параметров различия между религиозными группами во многом нивелируются. Так, позиция городских и сельских нетрадиционных мусульман по этому вопросу значимо различается. Любопытно, что среди суфиев и традиционных мусульман достаточно велика доля неопределившихся – как видно, ощущается внутренний конфликт между этнической идентичностью и религиозными требованиями. Позиция этнических мусульман в этом отношении более четкая – доля затруднившихся ответить невелика.

Взгляды дагестанских мусульман в данном вопросе отличаются разительно. Если среди вайнахов в среднем положительно ответили менее 33% опрошенных, то среди дагестанцев – 70%. По всем группам, кроме нетрадиционных мусульман, доля положительных ответов у дагестанцев выше более чем в два раза.

Наконец, еще одно «яблоко раздора» среди мусульман – это ислам и политика. Согласны ли мусульмане с тем, что ислам должен быть вне политики? Среди вайнахов в наибольшей мере этот тезис поддерживают этнические мусульмане, близка к ним позиция суфиев. Нетрадиционные мусульмане наиболее политизированы – среди них почти 42% полностью или скорее не согласны с данным тезисом. В то же время на взгляды по данному вопросу влияет гендер (мужчины более склонны поддерживать политический ислам), возраст (пожилые более склонны видеть ислам вне политики), сельское/городское происхождение (уроженцы сел более политизированы).

Дагестанские мусульмане в целом, судя по всему, более политизированы, чем вайнахи. Если среди опрошенных чеченцев и ингушей доля полностью или скорее не согласных с тем, что ислам должен быть вне политики, составляет 28,5%, то среди дагестанцев – 35,4%. В первую очередь выделяется более высокая политизированность дагестанских суфиев, а также этнических мусульман.

Итак, широко распространенное представление о том, что принадлежность к тому либо другому исламскому течению жестко и однозначно предопределяет религиозные взгляды, не получило полного подтверждения. В каких-то вопросах это так, в каких-то другие факторы играют более важную роль. По некоторым позициям этнические различия важнее религиозных. Так, среди дагестанцев готовность выдать дочь или сестру за мусульманина другой национальности несравнимо выше, чем среди вайнахов. По ряду параметров дагестанские суфии разительно отличаются от вайнахских – они гораздо меньше готовы допустить чтение Корана в переводе и явно больше связывают ислам с политикой. При этом нетрадиционные мусульмане, особенно городские, выделяются большей ориентацией на религиозную догматику, учетом современных тенденций в исламе и меньшей зависимостью от этнических традиций.

Демократия и протесты

Характерны ли для мусульман демократические ценности? В научной литературе на эту тему сломано множество копий. Некоторые специалисты считают, что, поскольку в исламе не прописаны демократические механизмы, мусульмане не могут разделять демократические ценности. Другие же, основываясь на результатах ценностных исследований, напротив, утверждают, что демократические ценности среди мусульман получили широкое распространение. Результаты нашего опроса безоговорочно поддерживают последнюю позицию. С тезисом, что люди должны выбирать политических лидеров на свободных честных выборах, у вайнахов полностью согласны 90% участников опроса, не согласных менее 2%. Причем значимых различий между религиозными группами нет. Среди дагестанцев общая поддержка данного тезиса находится примерно на том же уровне, но некоторая зависимость позиции от религиозных взглядов прослеживается – дагестанские нетрадиционные мусульмане несколько менее склонны поддерживать идею выборности.

Еще один вопрос в рамках исследования был направлен на более подробное раскрытие этой темы. Выяснилось, что 64% опрошенных пошли бы голосовать на выборы всех уровней, если бы понимали, что их голос имеет значение, еще более 15% готовы были бы выдвинуться в органы власти, и лишь 13,6% не участвовали бы в выборах ни в какой форме. Что интересно – между религиозными группами по этому вопросу нет значимых различий. Скорее можно утверждать, что более активную позицию занимают мужчины, которые более склонны выдвинуться в органы власти, тогда как женщины скорее участвовали бы в местных выборах или вообще не принимали бы в них участия. А вот среди дагестанских мусульман различия в зависимости от религиозных взглядов выражены более явно. Так, дагестанские нетрадиционные мусульмане в меньшей степени намерены участвовать в выборах, чем вайнахские.

Важно ли для мусульман участвовать в политической активности? Среди всех предложенных в одном из вопросов вариантов общественно-полезной деятельности к политической сфере можно, пожалуй, отнести два – участие в борьбе за гражданские права и участие в политике. Обращает на себя внимание, что если политика не вызывает особого интереса, то борьба за гражданские права оказывается важной примерно для половины опрошенных. Для практикующих мусульман это примерно соответствует стремлению к благоустройству общественных пространств и явно уступает популярности участия в благотворительности. Разницы между религиозными группами не наблюдается ни в отношении борьбы за гражданские права, ни в отношении участия в политике. Более привлекательна политическая активность оказывается для мужчин. Среди тех, кого интересует политика, более значима доля готовых выдвигаться в органы власти. Если же сравнивать по этому вопросу вайнахов и дагестанцев, то различия демонстрируют суфии – для дагестанских суфиев более важно участвовать в политике, тогда как для вайнахских суфиев – поддерживать борьбу за гражданские права.

В связи с последними событиями в Ингушетии большой интерес представляет отношение вайнахов к участию в митингах. В среднем более четверти опрошенных имеет опыт участия в митингах и демонстрациях. Лишь около одной пятой считают, что никогда не будут участвовать в подобного рода мероприятиях. Наименьшая эта доля среди суфиев, наибольшая – среди традиционных мусульман. У дагестанцев ситуация несколько иная – там больше всего отказывающихся участвовать в митингах и демонстрациях среди нетрадиционных мусульман. Впрочем, у них же наибольший опыт участия в таких мероприятиях. Обращает на себя внимание, что ингуши на момент проведения опроса демонстрируют и меньший опыт, и меньшую готовность участвовать в митингах как по сравнению с вайнахами в целом, так и по сравнению с дагестанцами.

Таким образом, подавляющее большинство участников опроса поддержали один из ключевых демократических механизмов - люди должны выбирать политических лидеров на свободных честных выборах. Причем среди вайнахов значимых различий между религиозными группами по этому вопросу нет, тогда как у дагестанцев нетрадиционные мусульмане демонстрируют более негативное отношение к выборам. Если среди нетрадиционных мусульман – вайнахов ни при каких условиях не готовы участвовать в выборах менее 20% опрошенных, то среди аналогичной группы дагестанцев – почти 35% (разница в 1,8 раза). Для мусульман-вайнахов важно принимать участие в борьбе за гражданские права, к участию в политике они относятся более скептически. Допускают для себя участие в митингах 55% опрошенных (сопоставимо с числом тех, для кого важна борьба за гражданские права), никогда бы не стали участвовать 19%, причем на момент проведения опроса среди ингушей эта доля была примерно в 1,8 раза выше. В целом необходимо отметить, что религиозные различия существенно больше влияют на позицию в отношении политики и демократии среди дагестанцев, чем среди вайнахов.

Законопослушность

Насколько мусульмане являются законопослушными гражданами? Стремятся ли они следовать законам светского общества, в котором живут, либо ориентируются больше на законы шариата, или оба эти источника права для них не очень важны? Изучению этой проблемы был посвящен целый комплекс вопросов и виньеток.

Начнем с прямого вопроса. Надо ли соблюдать законы государства, в котором живешь, даже если с ними не согласен, либо действительно важным является соблюдение законов шариата? С первым утверждением среди вайнахов согласны примерно 82% опрошенных. В наименьшей мере его поддерживают нетрадиционные мусульмане – тех, кто полностью или скорее не согласен с данным тезисом, около 30% при средней по выборке в 1,7 раз меньше. При этом на преимуществе законов шариата настаивает доля опрошенных, вполне сопоставимая с соглашающимися соблюдать светские законы – среди практикующих мусульман она колеблется от 70 до 76%, и лишь среди этнических мусульман значительно падает. Другими словами, респонденты не стали рассматривать эти позиции как взаимоисключающие.

Среди дагестанцев наблюдаются схожие тенденции. В среднем доля не признающих приоритет законов шариата среди них выше, но это связано в первую очередь с гораздо более существенной представленностью этнических мусульман в опросе. Кроме того, вайнахские традиционные мусульмане менее законопослушны и более ориентируются на шариат, чем дагестанские.

А что будет, если рассмотреть эту проблему на конкретном примере? Виньетка описывала ситуацию ДТП, в котором врезавшийся сзади в машину не признает своей вины. Как поступить в подобной ситуации? Привлекать родственников, сотрудников ДПС или имама? Вполне логично, что подавляющая часть этнических мусульман готова обратиться к официальным структурам. Но и среди других групп эта доля достаточно высока – от 59 до 68%. Подтверждается выявленный в предшествующих вопросах результат – традиционные мусульмане среди вайнахов наименее законопослушны, в данном случае они в большей мере готовы обратиться к родственникам, чем другие группы. Доля нетрадиционных мусульман, выбирающих обращение к имаму, среди опрошенных максимальна, однако отличия от других групп практикующих мусульман не особо значимы. Здесь более важно религиозное образование – его обладатели с большей вероятностью не будут связываться с ДПС и обратятся к имаму.

Дифференциация по религиозным группам среди дагестанцев существенно более выражена. Здесь суфии и нетрадиционные мусульмане гораздо менее склонны вызывать ДПС, чем представители аналогичных групп среди вайнахов, а традиционные мусульмане, напротив – более склонны. При этом дагестанские нетрадиционные мусульмане с большей вероятностью в подобной ситуации обратятся к имаму, чем вайнахские.

Теперь присмотримся более внимательно к готовности респондентов соблюдать требования российских законов, что на декларативном уровне поддержало подавляющее большинство опрошенных. Результаты демонстрируют, что мусульмане по-разному относятся к различным нарушениям законодательства. Если кражу чужой собственности не готовы оправдывать представители ни одной из религиозных групп, то в случае получения незаслуженных государственных пособий и неуплаты налогов ситуация не столь однозначна. Хотя доля тех, кто считает, что это скорее или всегда оправдано, в обоих случаях невелика – где-то 13-14%.

Наименее лояльна в этих ситуациях позиция нетрадиционных и традиционных мусульман, хотя различия далеко не везде значимы. Молодежь в большей мере терпима к большинству из представленных нарушений законодательства, чем респонденты более старших возрастов. А вот гендерный фактор может работать по-разному – женщины оказались более толерантными к безбилетному проезду, мужчины – к неуплате налогов.

Если вернуться к анализу различных религиозных групп, любопытно сравнить их позицию по вопросу соблюдения российского законодательства в целом, представленную в Диаграмме №7, и толерантность к нарушению его конкретных норм. Обращает на себя внимание, что суфии и особенно этнические мусульмане декларируют более жесткую позицию по отношению к соблюдению российского законодательства, чем готовы занять по фактам конкретных его нарушений (за исключением кражи). А вот в отношении нетрадиционных мусульман картина обратная – они более нетерпимы к конкретным нарушениям.

Особо серьезных различий между вайнахскими и дагестанскими практикующими мусульманами не наблюдается, за исключением вопроса об уплате налогов. Дагестанские нетрадиционные мусульмане и суфии в большей мере склонны оправдывать неуплату налогов, чем вайнахские. При этом вайнахские суфии более нетерпимы к данному нарушению, чем другие религиозные группы среди вайнахов. Этнические мусульмане в Дагестане менее склонны оправдывать безбилетный проезд, чем аналогичная группа среди вайнахов.

Еще одна виньетка была нацелена на сопоставление роли родственных связей и исламских норм. Что делать, если имам принял решение в пользу своего родственника? Можно ли ему безоговорочно доверять в этом случае? Среди вайнахов значительное большинство респондентов (70%) предпочитает в подобной ситуации проверить решение у другого имама, 20% настаивает на исполнении решения. И в том, и в другом случае значимых различий между религиозными группами нет. Более важны гендер и возраст – женщины и пожилые менее склонны следовать изначальному решению и предпочитают его перепроверить. Недоверчивость проявляют также жители столиц. Дагестанские суфии более склонны безоговорочно следовать решению имама, чем вайнахские, а дагестанские этнические мусульмане, напротив, настроены в этом вопросе более скептически. Проверять решение имама все группы практикующих мусульман среди дагестанцев будут с меньшей вероятностью, чем среди вайнахов.

Итак, значительное большинство опрошенных практикующих мусульман считают, что важно соблюдать и светские законы, и законы шариата. Как это проявляется на практике? Большинство опрошенных во всех религиозных группах в случае ДТП вызовет дорожно-постовую службу, в наибольшей мере к имаму готовы обратиться нетрадиционные мусульмане, но и среди них таковых лишь 31%. Кража чужой собственности вызывает неприятие у всех опрошенных, а вот в отношении получения незаслуженных пособий и неуплаты налогов позиция не столь однозначна. Тревожным сигналом является меньшая законопослушность среди молодежи.

Различия между религиозными группами среди вайнахов по рассматриваемому комплексу вопросов менее выражены, чем среди дагестанцев, где суфии и нетрадиционные мусульмане в меньшей мере готовы платить налоги и, одновременно, использовать силу государства для разрешения конфликтов, при этом нетрадиционные мусульмане в большей мере ориентируются на шариат. Обращает на себя внимание, что дагестанцы больше, чем вайнахи, готовы доверять имаму, даже если он связан родственными отношениями с одной из сторон конфликта.

Отношение к порокам власти

С темой законопослушности напрямую связан вопрос об отношении к порокам власти – фаворитизму, коррупции и т.п. Нужно ли бороться с этими проявлениями либо использовать их в своих интересах? Часть исследования была направлена на выяснение позиции респондентов по этой проблеме.

 Первый ее аспект был связан с отношением к личным связям. Респонденту предлагалось оценить два высказывания – «использование личных связей никому не вредит» и «использование личных связей – это решение собственных проблем за счет общества». Согласных с первым просили отметить на шкале цифру 1, согласных со вторым – цифру 4, имеющих промежуточное мнение – 2 или 3, в зависимости от того, какая позиция ближе. Мнение опрошенных разделилось практически пополам. При этом нетрадиционные и этнические мусульмане проявляют меньше толерантности к использованию личных связей, чем суфии и традиционные мусульмане. Дагестанские нетрадиционные мусульмане также выделяются на общем фоне бОльшим неприятием использования личных связей.

Аналогичный вопрос был задан по поводу неформальных платежей (взяток, откатов, подарков). Респонденту предлагалось выбрать между позицией «неформальные платежи – это коррупция, которая вредна для общества» и «неформальные платежи позволяют быстро решать проблемы, в этом заинтересовано общество». Очевидно, в социуме сложилось гораздо более критическое отношение к неформальным платежам, чем к личным связям, причем это отношение практически универсально. Приравнивание неформальных платежей к коррупции поддерживает или скорее поддерживает около 90% опрошенных вайнахов, и лишь среди этнических мусульман эта доля несколько ниже – 80%. У дагестанцев сложилось схожее мнение по данному вопросу.

Похожий сюжет затрагивался и еще в одном вопросе – о том, возможно ли оправдать получение взятки. Здесь опрос демонстрирует еще более непримиримые позиции среди всех практикующих мусульман, взгляд этнических мусульман на эту проблему несколько выбивается из общей картины. Кроме того, потомки образованных родителей лучше относятся и к неформальным платежам, и к взяткам. Взгляд дагестанцев на эту проблему не отличается от вайнахского.

Еще один вопрос касался единства или дифференциации «правил игры» применительно к различным членам общества. В некоторых странах полиция и другие официальные органы согласны идти навстречу тем, кто нарушает правила, и люди могут решать свои проблемы быстро, если у них есть личные связи. В других, наоборот, органы власти жестко следят за выполнением всех правил. Респонденту предлагалось выразить свое предпочтение по отношению к системе, где представители власти жестко следят за соблюдением правил, либо к системе, где представители власти согласны идти навстречу тем, кто нарушает правила. Ответы демонстрируют более жесткое отношение к дифференциации правоприменения со стороны органов власти в результате использования личных связей, чем просто к использованию личных связей. Среди вайнахов 87% предпочитают или скорее предпочитают систему с жестким соблюдением правил по отношению ко всем. Аналогичная картина характерна и для дагестанцев. Сторонниками жесткого соблюдения правил среди вайнахов оказываются в большей мере сельские жители и потомки менее образованных родителей.

Таким образом, пороки власти, связанные с коррупцией, провоцируют активное неприятие как среди вайнахов, так и среди дагестанцев, вне зависимости от дифференциации религиозных взглядов (выбивающаяся позиция этнических мусульман-вайнахов вполне может быть искажением, связанным с их малочисленностью в опросе). В то же время использование личных связей не вызывает столь единодушной негативной реакции, если оно не связано с дифференциацией отношения со стороны государственных органов, в частности силовых структур. При этом создается впечатление, что потомки образованных родителей менее критично настроены к порокам власти и готовы использовать их в своих интересах.

Отношение к насилию

Отношение к насилию – чрезвычайно важная тема при анализе ценностей мусульман. Как в обыденном сознании, так и в некоторых научных работах бытует представление, что мусульмане - все или принадлежащие к определенным направлениям - приемлют насилие в отношении неверных, поскольку это дозволено в священных книгах. В то же время в исламе применение насилия регулируется определенными правилами, которые мусульмане должны неукоснительно соблюдать. Однако можно ли считать, что на практике все происходит именно так?

В опросе отношение к насилию измерялось одним вопросом и одной виньеткой. Вопрос был связан с тем, может ли быть оправдано насилие против других людей. И здесь мнение оказалось достаточно единодушно – подавляющее большинство опрошенных не готовы оправдывать насилие по отношению к другим людям. Причем хуже всего к насилию относятся вайнахские суфии. Однако более важным оказывается не принадлежность к религиозной группе, а другие факторы – в большей мере склонны оправдывать применение насилия мужчины и дети менее образованных родителей. Дагестанцы в этом вопросе очень схожи с вайнахами.

Гораздо более неоднозначную картину продемонстрировала реакция на самосуд, описание которого содержала виньетка. Молодой человек погиб в ДТП, виновником которого был сын крупного чиновника. Суд встал на сторону последнего. И тогда отец погибшего застрелил виновника ДТП. Как отнестись к подобному поступку? 50% опрошенных вайнахов готовы полностью или скорее одобрить действия отца. Причем позиция в данном вопросе не зависит от принадлежности к той или иной религиозной группе. Единственный значимый фактор здесь – гендер, мужчины в большей мере оправдывают насилие, чем женщины.

Сравнение с дагестанским опросом демонстрирует, что дагестанцы в меньшей степени склонны оправдывать самосуд. Если посмотреть на долю тех, кто готов полностью или скорее одобрить действия отца, среди дагестанцев их окажется несколько больше 40% - существенно более низкая доля, чем у вайнахов.

Результаты опросов дают очень интересную картину. Судя по ним, склонность к оправданию насильственных практик определяется не столько теми или иными особенностями религиозных взглядов, сколько некоторыми общими ценностными установками, характерными для северокавказских социумов и, вероятно, связанными с распространением обычаев кровной мести и других аналогичных форм традиционного насилия. Это подтверждается также и тем, что согласие (полностью или частично) с самосудом среди дагестанцев выше всего среди этнических мусульман, где оно сравнивается со значениями, характерными для вайнахов. В то же время можно предположить, что сторонники насильственных практик – наиболее радикальные из мусульман – просто не приняли участие в опросе. Однако результаты дают по меньшей мере возможность утверждать, что сама по себе принадлежность к нетрадиционным мусульманам – сторонникам «чистого» ислама – не приводит к однозначно большей поддержке насилия.

При этом обращает на себя внимание, что нетрадиционные мусульмане, которые теоретически должны были бы в большей мере ориентироваться на шариат, не дозволяющий самосуд в предложенной в виньетке форме, в значительной своей части готовы оправдать действия отца погибшего. Создается впечатление, что желание восстановить справедливость любой ценой в условиях, когда культурные стереотипы позволяют рассматривать насилие как приемлемый инструмент достижения цели, приводит к подобному результату².

В анализе данной темы бросается в глаза резкое несоответствие декларации и реакции на конкретную ситуацию в обоих исследованиях. Это еще раз демонстрирует, что включение в опрос только вопросов, требующих декларативных ответов, может существенно искажать реальную мотивацию респондентов.

Социальный капитал

Современная социальная теория считает, что отношения доверия между людьми являются важнейшим ресурсом развития. Его рассматривают как один из видов капитала – социальный капитал. При этом выделяют закрытый социальный капитал, когда отношения доверия характерны для людей в рамках замкнутых социальных общностей, и открытый социальный капитал, когда доверие складывается между людьми, принадлежащими к разным группам. Как формируется социальный капитал среди вайнахов и дагестанцев? Влияет ли на его формирование принадлежность к различным религиозным течениям?

Первый вопрос в этом блоке направлен на измерение социального капитала в целом. Готовы ли наши респонденты в принципе доверять людям? По всем группам вайнахов больше половины опрошенных считают необходимым быть осторожными с людьми. Доверять готовы от 45% среди суфиев до 33% среди традиционных мусульман. При этом более высокий уровень доверия характерен для пожилых людей. Вайнахские нетрадиционные мусульмане более склонны доверять людям, чем дагестанские, а вот традиционные мусульмане среди вайнахов, напротив, менее готовы к доверию.

Как можно оценить подобный уровень доверия? Много это или мало? Аналогичный вопрос задавался в рамках Всемирного исследования ценностей в 2010-2014 годах. В среднем по России лишь 26% опрошенных выразили готовность доверять большинству людей, 66% предпочитают быть осторожными с людьми. По федеральным округам уровень доверия колеблется от 18 до 36%. Полученные нами результаты сравнимы с лучшими показателями по российским регионам. В то же время можно предположить, что люди, добровольно согласившиеся принять участие в опросе, сделали это, поскольку характеризуются более высоким уровнем доверия. Таким образом, в саму используемую технологию опроса была заложена возможность возникновения искажений. Тем не менее гипотеза о том, что уровень социального капитала среди мусульман Северо-Восточного Кавказа является достаточно высоким, выглядит вполне реалистично.

Степень закрытости/открытости социального капитала измерялась сопоставлением доверия различным группам. Для этого использовались как прямые, так и косвенные индикаторы. Прямой вопрос, дающий наиболее ясную картину, был поставлен достаточно жестко: кому из перечисленных групп Вы доверяете в первую очередь? Респондент мог дать на него лишь один ответ.

Среди вайнахов группа, набравшая наибольший результат – это все люди, если их поступки не доказывают, что они не достойны доверия. Этот вариант поддержало около половины опрошенных. Именно он характеризует открытый социальный капитал. Если респондентов не ограничивали одним ответом, эта поддержка возрастала до трех четвертей. Среди вариантов закрытого социального капитала значимыми группами являются родственники (лидируют с большим отрывом), друзья и единоверцы. Первые две группы могут характеризовать в первую очередь традиционные сети доверия, последняя отражает скорее доверие, основанное на идеологическом единстве. Если респондентов не ограничивали одним вариантом ответа, те же группы сохраняли свое лидерство.

С точки зрения открытого социального капитала различий между представителями разных религиозных групп среди вайнахов нет. Но они в целом менее склонны доверять всем людям без групповых приоритетов по сравнению с дагестанцами. Это характерно для всех религиозных групп, кроме дагестанских суфиев, у которых нет отличий в открытом социальном капитале по сравнению с суфиями вайнахскими. Различия между этносами характерны и для уровня доверия родственникам - среди дагестанцев оно в целом ниже, чем среди вайнахов, причем это свойственно всем религиозным группам, хотя и в разной степени. Между различными религиозными группами внутри вайнахов значимых отличий не наблюдается. Что касается доверия к друзьям, то здесь ощутимы лишь гендерные различия – мужчины больше склонны доверять друзьям, чем женщины. Вполне закономерно, что среди вайнахов более готовы доверять единоверцам практикующие мусульмане, причем у суфиев уровень доверия единоверцам ниже. Если сравнивать его с доверием друзьям, то у традиционных и нетрадиционных мусульман они сопоставимы, у суфиев же друзья рассматриваются как более достойные доверия. Когда респондентов не ограничивали одним ответом, друзья имели явный приоритет по всем группам. А вот у дагестанских суфиев и нетрадиционных мусульман доверие единоверцам распространено значительно сильнее.

Косвенным измерителем открытого или закрытого социального капитала для различных религиозных групп была виньетка о распределении средств благотворительного фонда между единоверцами – сирийцами и украинцами, которые единоверцами не являются, но тоже беженцы и нуждаются в помощи. Можно предположить, что открытый социальный капитал больше корреспондирует с равным разделением помощи между группами беженцев. Такой вариант выбрало около половины опрошенных. Среди нетрадиционных мусульман их существенно меньше –36%. Соответственно, бОльшая их доля готова все деньги отдать единоверцам.

Но при решении данного вопроса играют роль и другие факторы, связанные с гендером, возрастом и образованием. В целом между этносами различий по данному вопросу нет, однако религиозные группы могут отличаться – этнические мусульмане среди дагестанцев более склонны делить деньги поровну, дагестанские традиционные мусульмане также меньше готовы поддерживать приоритет сирийцев, чем вайнахские.

Итак, можно сделать вывод, что вайнахские мусульмане с точки зрения социального капитала отличаются в лучшую сторону от среднероссийского уровня. Открытый социальный капитал достаточно распространён, хотя и в меньшей степени, чем среди дагестанцев. Традиционные родственные сети доверия играют важную роль для всех вайнахских религиозных групп, у дагестанцев они менее важны. Зато для дагестанских суфиев и нетрадиционных мусульман более характерно доверие к единоверцам, основанное на идеологической общности. Нетрадиционные мусульмане среди вайнахов также уделяют поддержке единоверцев повышенное внимание.

Гендерные отношения

Большое внимание в исследовании было уделено позиции респондентов по проблеме гендерной дискриминации. В соответствующий раздел опроса были включены как вопросы, так и виньетки, касающиеся самых разных аспектов этой проблемы: образования дочерей, работы женщин с детьми, активности девушек в поисках мужа, семейного насилия. Такой подход к данной проблеме позволяет не только охарактеризовать взгляды респондентов в целом, но и проследить, как соотносятся между собой декларации и решения, принимаемые в конкретных жизненных ситуациях.

Среди вопросов центральное место занимали сюжеты, связанные с трудовой занятостью женщин. Респондентам предлагали согласиться или не согласиться со следующими утверждениями:

• когда рабочих мест мало, у мужчин должно быть больше прав на работу, чем у женщин;
• если женщина зарабатывает больше, чем ее муж, это почти наверняка вызовет проблемы.

Большинство среди опрошенных вайнахов полностью или скорее согласны с первым тезисом, исключение составляют этнические мусульмане. Второе утверждение не вызывает столь единодушной реакции, в среднем его поддержка менее 50%. Тем не менее анализ показывает, что значимых различий между религиозными группами нет. Более важны другие факторы. В обоих случаях женщины менее склонны соглашаться с подобными сексистскими утверждениями. Кроме того, более образованные скорее не поддержат первый тезис (причем фактор образования здесь очень значим), а молодые и живущие в селе с большей вероятностью согласятся со вторым. Различия с дагестанскими мусульманами наблюдаются лишь в том, что дагестанские нетрадиционные мусульмане в большей степени поддерживают женскую дискриминацию при трудоустройстве, чем вайнахские.

Еще один вопрос был связан с семейным насилием. Можно ли оправдать мужа, если он бьет жену? Подавляющее большинство во всех религиозных группах не находит оправдания в подобной ситуации, особенно жесткой позиции в этом вопросе придерживаются этнические мусульмане. Женщины менее снисходительно относятся к насилию, чем мужчины. Схожую позицию можно наблюдать и среди дагестанцев.

Две виньетки были посвящены образованию дочерей – вопросу, имеющему достаточно высокую актуальность на Северном, особенно Северо-Восточном Кавказе. В первой из них отец решает вопрос об образовании своих детей. Он может отправить в университет либо дочь-отличницу, либо сына-лентяя (на отправку обоих детей не хватит денег). А может вообще потратить имеющиеся средства на хозяйство и оставить детей без образования.

Во второй виньетке выбор сформулирован по-другому. Куда послать дочь учиться? В Москву, где она станет хорошим специалистом, или в республиканский вуз на престижный факультет? Или вообще не давать ей образования и сразу выдать замуж? А может, позволить ей самой выбрать свою судьбу?

Результаты анализа показывают, что женское образование является значимой ценностью среди вайнахов – около половины опрошенных твердо настроены на то, чтобы их дочери учились. Выдать дочь замуж и не отправлять ее учиться предпочитают менее 9% респондентов, среди нетрадиционных мусульман их несколько больше – около 15%. Причем частично это можно приписать недооценке роли образования в принципе – 7,4% (8,7% среди нетрадиционных мусульман) не хотят отправлять учиться ни дочь, ни сына, предпочитая вложить деньги в свое хозяйство. В то же время при принятии решения качество образования не всегда играет определяющую роль. Значительная часть опрошенных – примерно 29% - не хочет далеко отпускать дочь на учебу, даже если это может негативно сказаться на том, насколько хорошим специалистом она станет в будущем. Обращает на себя внимание, что более трети опрошенных по всем религиозным группам готовы предоставить право выбора самой дочери, не ограничивая ее собственными ориентирами. Это – значимый отход от поколенческих и гендерных иерархий, традиционно присущих вайнахскому обществу.

Сравнение религиозных групп демонстрирует, что позиции всех практикующих мусульман достаточно схожи между собой. Различия определяются в основном другими параметрами – где-то возрастом, где-то образованием (собственным или родительским). Но один фактор проходит сквозной линией через все рассматриваемые варианты ответов – женщины в большей мере склонны дать дочери образование, причем хорошее образование, даже если для этого ей придется уехать из дома, а также предоставить ей свободу выбора собственной судьбы. Этнические мусульмане тоже не стремятся сразу выдать дочь замуж, предпочитая направить ее на учебу.

Различия с результатами дагестанского опроса касаются в первую очередь двух моментов. Во-первых, дагестанцы (особенно суфии и традиционные мусульмане) менее склонны отправить учиться дочь в столицу региона. Это может быть связано как с распространенным мнением о высокой коррупционности дагестанского образования, так и с географическими факторами – в Чечне и особенно в Ингушетии учеба в региональной столице с большей вероятностью подразумевает возможность жить дома, чем в Дагестане с его бОльшими расстояниями и заселенностью гор.

Во-вторых, нетрадиционные мусульмане Дагестана более консервативны. Они более склонны вместо получения образования выдать дочь замуж и менее намерены давать ей свободу выбора.

Еще один важный аспект гендерных отношений – возможность для женщины работать. Должен ли муж ограничивать жену в ее стремлении реализовывать себя в трудовой деятельности либо, напротив, ему следует ее поддерживать? Чтобы более четко высветить принципиальную позицию респондентов по этому вопросу, в виньетке предлагалась ситуация наличия в семье двух детей – дошкольников, за которыми при трудоустройстве матери должен кто-то следить. Для анализа все разнообразные варианты ответов были сгруппированы в три блока: муж мог либо запретить жене выходить на работу (в принципе или временно), либо разрешить (без условий или при условии, что дети будут пристроены), либо разрешить, но только в женский коллектив. Выяснилось, что большинство опрошенных во всех религиозных группах готово на месте мужа разрешить жене работать – доля давших подобные ответы по разным группам колеблется от 72,4% до 87,4%. При этом более половины согласны отпустить жену на работу при условии, что дети будут устроены в детский сад, и лишь около 7% - если их родители согласятся присматривать за внуками.

Ограничения на трудоустройство женщины у вайнахов в наибольшей мере поддерживают традиционные и нетрадиционные мусульмане – они менее склонны позволять жене работать, а если уж разрешают, то скорее только в женском коллективе. Это существенно отличает ситуацию среди вайнахов от дагестанской, где наиболее консервативными в данном вопросе, наряду с нетрадиционными мусульманами, являются суфии. В то же время дагестанские этнические мусульмане занимают более либеральную позицию, чем вайнахские.

Однако разница между религиозными группами среди вайнахов не так важна, как гендерные и возрастные отличия – женщины и пожилые менее склонны к гендерной дискриминации, чем мужчины и молодые.

Должна ли девушка предпринимать активные усилия, чтобы выйти замуж? В ответе на этот вопрос нашли подтверждение не все выявленные ранее тенденции. Наиболее явно активную позицию девушки в поиске мужа поддерживают этнические мусульмане, что совпадает с их большей ориентацией на гендерное равенство и в ответах на другие вопросы. А вот взгляды женщин и мужчин здесь отличаются от той картины, которая сложилась ранее. Женщины более склонны считать, что особых усилий прикладывать не следует, тогда как мужчины – что девушка может просить родственников посватать ее. Дагестанские нетрадиционные мусульмане поддерживают активную позицию в данном вопросе в большей мере, чем вайнахские. Это касается и варианта самостоятельного поиска мужа, и особенно просьб девушки к родственникам ее посватать. В то же время взгляды этнических мусульман среди дагестанцев более консервативны, чем среди вайнахов.

Таким образом, анализ показывает, что позиция мусульман по гендерным вопросам может зависеть от разных факторов – принадлежности к определенному религиозному течению, возраста, образования. Однако наиболее универсальным параметром, воздействующим на различия в данной сфере, является сам гендер. Создается впечатление, что консервативный поворот в данной сфере, связываемый с распространением ислама – в первую очередь мужское явление. Вайнахские женщины (впрочем, как и дагестанские) гораздо более склонны к исламскому феминизму – они не признают гендерную дискриминацию, стремятся работать, давать хорошее образование дочерям, не ограничивая их в образовательной миграции. Лишь активность девушки в поиске мужа пока не вызывает поддержки. Время покажет, ждет ли кавказские республики «бабий бунт». Но уже сейчас можно утверждать, что ценности мужчин и женщин в гендерных вопросах существенно расходятся.

Что касается соотношения декларативных ценностей и ориентиров для принятия практических решений, то есть некоторые основания полагать, что декларации выражают более жесткую позицию, чем повседневные ориентиры. Во всяком случае, часть тех, кто провозглашает приоритет мужчин при трудоустройстве, не против выхода своей жены на рынок труда.

Поколенческие отношения

Поколенческие иерархии, как и гендерные, являются характерным признаком традиционного общества и считаются внутренне присущими кавказским социумам. Одной из важнейших их ценностей провозглашается беспрекословное подчинение старшим. Но так ли это на сегодняшний день? Для ответа на этот вопрос мы предложили виньетку, в которой старший ведет себя явно неподобающе – ругается матом на детей, играющих на детской площадке. Станут ли наши респонденты вмешиваться в подобную ситуацию? Да, большинство из них готовы вмешаться и сделать замечание пожилому человеку. Таковых в среднем по выборке около 56%, и лишь среди традиционных мусульман их доля меньше половины. Однако не религиозные различия играют здесь главенствующую роль. Более склонны сделать замечание мужчины, пожилые люди и столичные жители, а также менее образованные респонденты. Более образованные в большей мере склонны думать, что это не их дело. Соответственно, женщины и молодежь скорее воздержатся, считая, что неправильно указывать старшим. А вот для нетрадиционных и этнических мусульман подобная мотивация менее важна. Обращает на себя внимание большая доля неопределившихся в данном вопросе среди всех практикующих мусульман - вайнахов, особенно нетрадиционных (более четверти опрошенных). Этот результат можно трактовать как переходное состояние между почитанием традиционных возрастных иерархий и большей ориентацией на собственные моральные ценности.

Что касается различий в данном вопросе с дагестанцами, то они действительно принципиальны. Сделать замечание старшему здесь готовы почти три четверти опрошенных – в 1,3 раза больше, чем у вайнахов. Соответственно, среди них в три раза меньше тех, кто воздержался бы, поскольку неправильно указывать старшим. Наиболее последовательно не приемлют этот вариант в Дагестане нетрадиционные мусульмане – доля его поддерживающих в 2,4 раза ниже, чем среди вайнахских нетрадиционных мусульман, которые, в свою очередь, меньше других вайнахов соглашаются с подобной позицией.

Два других вопроса, имеющих отношение к поколенческим иерархиям, связаны с подходами к воспитанию детей. Что и как важно воспитать у подрастающего поколения? Для ответа на первый из этих вопросов респондентам предлагался список качеств, которые они хотели бы воспитать в детях. Им необходимо было выбрать пять наиболее важных.

Любопытно, что для всех религиозных групп вайнахов приоритеты очень схожи. На первых четырех местах в разном порядке находятся религиозность, ответственность, трудолюбие и терпимость. А вот применительно ко всем остальным качествам заметны определенные различия. Так, воспитание независимости у нетрадиционных мусульман располагается сразу за четверкой лидеров, а у суфиев находится лишь на девятом месте (у традиционных мусульман – на восьмом). Воспитание самовыражения поддержали более четверти нетрадиционных мусульман и лишь около 16% традиционных мусульман и суфиев. Существенным параметром, объясняющим данную дифференциацию, являются не только религиозные взгляды, но и уровень образования. Оценка важности послушания незначительно колеблется по религиозным группам, но, тем не менее максимальное значение здесь у суфиев и минимальное – у нетрадиционных мусульман. Хотя более значимы возрастные и гендерные отличия – молодежь и мужчины придают воспитанию послушания большее значение.

Что касается дагестанцев, то по всем группам практикующих мусульман лидируют те же качества, что и у вайнахов. У этнических мусульман религия не входит в число приоритетов, ее место занимает решительность. Важное значение воспитанию решительности придают и нетрадиционные мусульмане – у них это качество на пятом месте. А вот для дагестанских суфиев это менее важно, чем для суфиев-вайнахов. Что касается независимости, то нетрадиционные и этнические мусульмане среди дагестанцев придают ее воспитанию большее значение, чем аналогичные группы среди вайнахов. Дагестанские этнические мусульмане менее вайнахских склонны считать важным воспитание послушания и более – воспитание самовыражения.

Как нужно воспитывать детей? Могут ли родители использовать жесткие методы, применять физические наказания? Подавляющее большинство опрошенных среди вайнахов – около 90% - считают, что это никогда не оправдано или скорее не оправдано. Значимых различий по этому вопросу между религиозными группами нет. Здесь скорее важны другие факторы - хуже относятся к физическим наказаниям пожилые, женщины и живущие в столице. Среди дагестанцев, хотя в среднем результат получается сопоставимым, различия между религиозными группами более существенны – суфии и нетрадиционные мусульмане в большей мере оправдывают физические наказания, чем аналогичные группы среди вайнахов, тогда как этнические мусульмане менее толерантны к подобному методу воспитания. Сравнение средних показывает, что опрошенные более категоричны в своем неприятии семейного насилия в отношении жены, чем в отношении детей.

Таким образом, основные различия в поколенческих отношениях связаны не столько с религиозной принадлежностью, сколько с отличием Дагестана, где поколенческие иерархии находятся в глубоком кризисе, от Чечни и Ингушетии, где они сохранились в гораздо большей степени. Это подтверждается еще и тем, что среди вайнахов более консервативная позиция в поколенческих вопросах – неготовность сделать замечание пожилому человеку, стремление воспитывать послушание – характерна для молодежи, тогда как у дагестанцев возрастной фактор не значим. В то же время различия в религиозных взглядах у вайнахов в определенной мере имеют значение. Поколенческие иерархии более важны для суфиев и традиционных мусульман, чем для нетрадиционных и этнических мусульман. Хотя отличия здесь не столь велики, как среди дагестанцев.

Выводы

Так чем же определяются ценности различных религиозных групп на Северном Кавказе? Очевидно, далеко не только принадлежностью к этим группам. Где-то более значимую роль играет этничность, где-то – гендер, возраст, место жительства.

Это касается даже собственно религиозных взглядов наших респондентов. Так, по ряду вопросов различия между вайнахскими и дагестанскими суфиями весьма существенны – последние более политизированы (менее склонны поддерживать мнение, что ислам должен быть вне политики), при этом, в отличие от вайнахов, настроены запрещать чтение переводов Корана.

Если же рассматривать отношение к замужеству дочери или сестры за мусульманина другой национальности, различия определяются в первую очередь этнической принадлежностью. Для дагестанцев это – обычная практика, а среди вайнахов подобная идея большинством воспринимается в штыки. Но это – результат вполне прогнозируемый. А вот роль этнического фактора в выборе между пожилым и необразованным и молодым и образованным имамом оказалась достаточно неожиданной. Дагестанцы в большинстве своем склоняются в пользу первого, вайнахи – в пользу второго. Возможно, объяснение следует искать в большей остроте межпоколенческого конфликта и большей распространенности представлений о связи зарубежного исламского образования с радикализмом и конфликтами в Дагестане.

Принадлежность к нетрадиционным мусульманам определяет религиозные взгляды в большей мере, чем к другим исследуемым религиозным группам, и среди дагестанцев – сильнее, чем среди вайнахов.

Если же от религиозных взглядов перейти к вопросам устройства общества и отношений между его членами, разнообразие влияющих факторов оказывается еще более велико. Так, идея, что политических лидеров необходимо выбирать на свободных, честных выборах, находит достаточно единодушную поддержку у участников обоих опросов. Религиозные различия в отношении к демократическим процедурам проявляются в первую очередь среди дагестанцев – здесь нетрадиционные мусульмане в меньшей мере поддерживают институт выборов. Среди вайнахов принадлежность к различным религиозным группам в этом вопросе не является значимым фактором. На позицию в отношении демократии и участия в политике оказывают влияние гендер, образование и место рождения.

В вопросах законопослушности и выбора между российским законодательством и шариатом религиозные различия важны, но они по-разному действуют среди дагестанцев и вайнахов. У дагестанцев эти различия более выражены. В наибольшей мере игнорировать нормы российского законодательства здесь склонны суфии и нетрадиционные мусульмане. Среди вайнахов позиция нетрадиционных мусульман в данном вопросе не очень последовательна. При этом особо выделяются скептическим отношением к российскому законодательству традиционные мусульмане.

Любопытное отличие между вайнахами и дагестанцами состоит в том, что дагестанцы в большей мере склонны верить, что имам будет следовать законам шариата, даже если одна из сторон конфликта является его родственником, и родственные отношения не будут искажающе воздействовать на принимаемое решение. Вайнахи в такой ситуации чаще предпочитают перепроверить вердикт у другого имама.

И вайнахи, и дагестанцы достаточно единодушно демонстрируют неприятие коррупции, относя к ней любые формы неформальных платежей. Почти так же негативно респонденты реагируют на дифференциацию отношения власти к различным группам населения или отдельным индивидуумам, нарушающим закон. Использование личных связей в других сферах воспринимается гораздо более терпимо. Среди религиозных групп наиболее критично к этому относятся нетрадиционные мусульмане. А вот дети образованных родителей скорее склонны мириться с пороками власти и использовать их в своих интересах.

Подавляющее большинство опрошенных не готовы оправдывать насилие по отношению к другим людям. Но это – на уровне деклараций. При переходе к оценке конкретных ситуаций выяснилось, что достаточно многие из наших респондентов воспринимают самосуд как вполне легитимную практику, если не удается добиться справедливости другим путем. Здесь наиболее важен этнический фактор - среди вайнахов отношение к самосуду более позитивное, чем среди дагестанцев. В целом же более толерантно к насилию в его различных формах относятся мужчины, чем женщины.

Этнические различия важны и в том, как формируется социальный капитал в различных сообществах. Для дагестанцев более характерен открытый социальный капитал (доверие ко всем людям) и менее – доверие к родственникам. Однако это типично не для всех религиозных групп. Так, среди дагестанских нетрадиционных мусульман уровень доверия к людям в целом ниже, чем среди вайнахских. При этом дагестанские суфии и нетрадиционные мусульмане, а также вайнахские традиционные мусульмане в большей степени доверяют единоверцам, чем аналогичные группы другого этноса. Данные об открытом социальном капитале среди вайнахских нетрадиционных мусульман противоречивы, можно предположить, что они также в большей мере отдают предпочтение единоверцам.

Принадлежность к различным религиозным течениям играет определенную роль в гендерных вопросах: этнические мусульмане оказываются менее консервативны, чем практикующие; при этом среди дагестанцев в наибольшей мере поддерживают гендерную дискриминацию нетрадиционные мусульмане и суфии, а среди вайнахов – нетрадиционные и традиционные мусульмане. Но наиболее важные факторы, детерминирующие подобные различия, не связаны с религией. Это возраст, образование, и, как наиболее универсальный – гендерная принадлежность. По подавляющему большинству вопросов женщины, вне зависимости от их религиозных позиций, выступают против гендерной дискриминации и семейного насилия, поддерживают качественное образование дочерей, равные с мужчинами права на рынке труда.

Принципиально разное состояние поколенческих иерархий среди дагестанцев и вайнахов предопределило, что в вопросах взаимодействия поколений именно этнические различия играют основополагающую роль и доминируют над религиозными. Сделать замечание старшему у дагестанцев готовы в 1,3 раза больше респондентов, чем среди вайнахов. В то же время религиозные различия имеют определенное значение, хотя у вайнахов они более сглажены, чем у дагестанцев. Так, поколенческие иерархии более важны для суфиев и традиционных мусульман, чем для нетрадиционных и этнических мусульман.

Специфика дагестанского социума проявилась в опросе ещё и в том, что дифференциация мнений в нем оказалась гораздо более значима, чем в вайнахском. Средний коэффициент вариации ответов по дагестанцам составляет 0,42, по вайнахам - 0,33. Это ещё одно подтверждение того, что традиционные отношения в Дагестане оказались подорваны в гораздо большей степени, чем в Ингушетии и Чечне, и индивидуализация жизненной позиции, открытость общественных противоречий становится нормой. Ещё одно бросающееся в глаза различие - бОльшая доля неопределившихся среди вайнахов по многим вопросам анкеты. Здесь возможны два объяснения: в каких-то случаях это может быть связано с меньшей погружённостью в вопросы вероучения, в каких-то - с начавшимся кризисом традиционных отношений, когда опрошенные уже не готовы солидаризироваться с традиционной позицией, но ещё не могут принять более модерную.

Результаты опроса позволяют выявить неоправданность упрощенных, линейных представлений о формировании ценностей различных религиозных групп. В современном сложном мире это всегда многофакторный процесс, который нельзя адекватно описать в рамках сложившихся стереотипов и фобий, которых до сих пор немало в отношении к данной проблеме.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. *- По решению судов организации «Аль-Ихван аль-Муслимун» («Братья-мусульмане») и «Хизб-ут-Тахрир» признаны в России террористическими, их деятельность на территории страны запрещена ↑
2. Во всяком случае, такое мнение высказали участники семинара в Махачкале, на котором обсуждались итоги дагестанского опроса. Подобный вывод подтверждается и некоторыми результатами качественного исследования среди вайнахов-салафитов: «Кто ж кровнику может помешать отомстить? ↑