"Главное - понимать детей". Как наказывали детей на Северном Кавказе
С удовольствием и на одном дыхании прочитала книгу Мусаевой М.К. «Традиционные обычаи и обряды народов Нагорного Дагестана, связанные с рождением и воспитанием детей», изданную в Махачкале в 2006 году. Редкое исследование, основанное на добротном «поле», автор которого идет дальше привычных сюжетов, известных еще в советской этнографии 1960-80х гг. и связанных с институтами и методами воспитания на Кавказе, культурой питания, способами ухода за детьми, фольклором, предназначенным для детей. Мусаева предлагает посмотреть на детство как на субкультуру, на живой мир, полный импровизаций, со своими традициями, языком, структурой и функциями.
С другой стороны, детство — это еще и продукт деятельности взрослых. Именно в детях взрослые реализуют свои мечты и амбиции.
В этом посте я коснусь малоизученного сюжета, а именно — какое наказание выбирали взрослые для непослушных детей? Что предпочитали — наставление, ограничение в играх, физическое воздействие? Как вообще непослушный ребенок воспринимался обществом?
«Дети, как мужского пола, так и женского пола, несмотря на возраст их находятся в полной зависимости от своих родителей, как от отца, так равно и от матери. Они должны во всех отношениях им повиноваться со смирением и глубочайшим почтением, принимать всякое от них приказание, безропотно исполнять их и без сопротивления терпеть всякое наказание от своих родителей», — писал Ф. И. Леонтович в своих знаменитых «Адатах кавказских горцев». Попробуем разобраться, а что такое «наказание ребенка» у народов Северного Кавказа.
Прежде всего, проступки детей, и самые невинные, и серьезные, считались позором не только для семьи, но и для всего рода. В этой связи показательна пословица в Чародинском районе Дагестана: «Квешал лъималазул баракат гьечIолъи, ралъдалъ бугеб ччугIиеги шола» («Зло плохих детей достается даже рыбе в море»).
Моральная ответственность родителей за проступки детей была велика, потому что людская память надолго сохраняла воспоминание о проступке ребенка, о нем напоминали, им часто упрекали на женских посиделках.
Проступки детей запоминались и приводились в назидание другим детям. Мусаева приводит притчу, бытовавшую в Андалальском обществе: «Некогда отец, у которого рос довольно «трудный» сын, после каждого серьезного его проступка вбивал гвоздь в столб. Мальчик подрос, перерос свой трудный возраст, переосмыслил жизнь, и стал часто совершать очень хорошие поступки. После каждого хорошего поступка, отец подростка вытаскивал гвоздь. К тому времени, когда парень стал совершеннолетним, все гвозди уже были выдернуты отцом. Но на столбе на всю жизнь остались следы от гвоздей. Так и плохая молва сохраняется в памяти надолго».
Для самих детей не было ничего более постыдного, чем заработать упрек («рогьоб» – авар.; «омхо бачиб» – дарг.; «лахъуни бан» – лакс.). В самой детской среде малейшие отклонения от нормы, несоответствие общепринятому стандарту приводили к тому, что ребенок мог заработать кличку, которая впоследствии могла распространиться на весь его тухум. «Часто именно из-за казусных ситуаций к детям прикреплялись клички «тIокI цIар» – авар.; «омхо бачиб» – дарг.; «чулий цIа» – лакс. (причем, на всех языках переводится буквально как «верхнее имя»), как обидного, так и безобидного характера», - отмечает М. Мусаева.
Считалось, что невоспитанные дети — это отражение неблагополучной семьи. Взрослые должны были постоянно отслеживать поведение детей, чтобы вовремя поправить, направить, предостеречь.
Черкесы поощряли естественный, ненавязчивый контроль, замечания делались в деликатной, иногда игровой форме, чтобы ребенок воспринимал замечания окружающих как проявление внимания, заботы, любви. Все, что задевает достоинство и самолюбие ребенка - рукоприкладство, грубость, ругательства, нотации и крик, особенно в присутствии посторонних, считалось проявлением слабости самих родителей и старших, и вообще неприличным. Польский полковник Т. Лапинский, довольно долго проживший среди черкесов в 1850-х гг., писал: «Дети воспитываются очень разумно. Ребенка никогда не бьют и даже не ругают».
Известный ученый, открывший науке тонкости черкесского этикета еще в 1970-е гг., Б. Х. Бгажноков отмечает: «Народная педагогика адыгов отдает полное предпочтение мягким наказаниям, использующим внушение, анализ и разъяснение причин и этической неполноценности поступка. Кроме того, опасаясь отбить у детей охоту к тому или иному полезному труду, взрослые тактично воздерживались от наказаний за плохо выполненную работу, гораздо чаще наказывали за плохое поведение».
А это я в Черкесской воскресной школе в Москве. Урок гостеприимства. Май 2014.
Чеченцы публично могли похвалить ребенка за хорошее поведение и работу. Дядя или другой близкий родственник мог, например, за это подарить мальчику жеребенка, коня, кинжал, пояс и др. Чеченцы и ингуши, как правило, наказание ребенка ограничивали порицанием и убеждением. Суровым способом воздействия считалось общественное осуждение, направленное не столько на детей, сколько на взрослых. Обычно же при наказании ребенка лишали какого-либо развлечения — покататься на коне, поиграть с друзьями. Наказывая, могли заставить его сделать вне очереди какую-либо неприятную или тяжелую для него работу. В целом же вайнахи редко прибегали к физическому наказанию.
В осетинской традиционной педагогике совет, намек, разъяснение, одобрение также были предпочтительней, чем ругань и физическое воздействие. В крайнем случае взрослый мог отказать ребенку в своем обещании. Осетины считали, что даже грубый крик воспринимался как оскорбление и того, кто кричал, и для того, на кого кричали.
З. Цаллагова, доктор педагогических наук из Владикавказа, на фольклорном материале, аудиторией которого являются дети, пришла к выводу, что горцы категорически не принимали физическое наказание для детей. Насилие над ребенком категорически не допускалось. Битье, закрывание в темных комнатах, обзывание, лишение пищи, непосильный труд считались неприемлемыми.
Мусаева в своей книге сделала важные наблюдения — народная педагогика не делала акцента на самом процессе воспитания. За детьми незаметно наблюдали и поправляли, не задевая самолюбия, изредка поощряя и подбадривая.
В основе народной педагогики, считает она, лежала безусловная любовь к детям. Она должна быть такой, чтобы дети не сомневались, что их любят в семье, но и не злоупотребляли. Сейчас, похоже, этот баланс уже утрачен.
Интересен вопрос — а когда нужно начинать воспитывать детей? Народный опыт говорит о том, что уже после 40 дней ребенок улавливает интонацию одобрения или осуждения в голосе матери и реагирует на него. К серьезным и поучительным «профилактическим» беседам с 5 – 7 лет. Это были рассказы о давних событиях, случаи из жизни знакомых, личной жизни.
В тех случаях, когда ребенок уже что-то натворил, с ним беседовали почти все, по цепочке — от родителей до дяди и дедушки. Беседы сопровождались всевозможными поучительными пословицами, сказками. В этом обычно преуспевали бабушки-дедушки. Считали, что ребенка можно считать воспитанным хорошо, если одного взгляда или жеста взрослого члена общества было достаточно при неадекватном ситуации поведении.
Повторю, что телесные наказания применяли редко: в крайнем случае мальчика иногда можно было схватить за ухо, дать подзатыльник, пару раз слегка шлепнуть, но ни в коем случае не избивать. Благодаря таким щадящим, не унижающим достоинство «маленького человека» формам наказания удавалось вовремя сдержать в детях негативные склонности.
Более взрослую категорию детей (12–15 лет) за неблаговидные поступки «наказывали» иногда в шутливой форме, но старались это делать без жестокости, которая могла задеть и ранить детскую психику.
Наказание должно было быть справедливым, и это тоже важная установка традиционной педагогики. Личность виновного ребенка, его физико-психологические данные также имели немалое значение; у народов Нагорного Дагестана говорили: «Прежде чем ударить кнутом, посмотри на лошадь».
По поводу невоспитанных детей существовали короткие бытовые истории, которые рассказывали детям в воспитательных целях, например у даргинцев (с. Леваши):
«Мальчик плакал и просил нож. Мать дала ему нож. Однако одна умная соседка, увидев это, сказала, что дети могут и кусок неба попросить и нельзя давать им все, что они просят. Услышав это, мать забрала нож. А мальчик стал плакать и кричать: «Дай кусок неба, дай кусок неба!».
У аварцев существовала еще одна притча (с. Ругуджа), смысл которой в том, что не стоит потакать детям: «Один мальчик капризничал, и мать, чтобы его успокоить, дала ему вилку. Мальчик случайно ткнул себя вилкой в глаз и ослеп на один глаз. Со временем, когда мальчик подрос, он узнал у матери причину потери зрения и очень печально сказал: «Зачем ты дала мне вилку? Даже если я и капризничал, и плакал, я же не плакал бы до сегодняшнего дня».
У своих друзей на фейсбуке я спросила о том, наказывали ли их, как наказывали и как они предпочитают наказывать своих детей. Вот что удалось узнать:
Севиль, Дербент: «Узнать кавказца везде можно по подзатыльнику, это самый любимый "инструмент" и чудодейственный. В женской половине все как-то у наших народов гармонично, и девочка быстро вовлекается в эти хитрости».
Азамат, Тверь: «Наказываю детей, но без физического воздействия, даже без крика, спокойным строгим голосом внушаю, что и как. Пока действует»
Азамат, Нальчик: «Меня наказывали. Но без рукоприкладства. Отец объяснял всегда спокойно, что есть плохо, что есть хорошо Стараюсь так же воспитывать своих. До сегодняшнего дня удавалось. И все работало. Пять минут назад нарушил традиции воспитания в роду - накричал на 7-ми летнюю дочь. Темно, заигралась на площадке, телефон дома оставила. Вышел за ней - ее там нет. Обошел все площадки в округе и в каком- то непонятном состоянии иду домой, не вижу землю, в голове куча мыслей, захожу домой, а она с воробьем в руках встречает меня. Начал тихо ... Как обычно, но ..Думаю, первый и последний раз накричал. Надеюсь, подействовало».
Азамат, Нальчик: «Нужен индивидуальный подход, кого-то можно пожурить и все, все нормально. А кому- то надо всыпать по первое число, ибо по- другому он не понимает. Я не отношу себя к тем, кто ужасается физическому наказанию. Это нормально, это было есть и будет. Но опять- таки, девочек бить нельзя. Мальчиков тоже желательно не бить, очень желательно.
Чем черкешенка отличается от русской мамы? Если сын натворил бед, если он ведет себя неподобающе, русская женщина говорит: "Я тебя из дому не выпущу больше, на улицу не выходи, туда не ходи, это не делай.....". Что говорит черкешенка? Она говорит: "Если ты еще раз меня ослушаешься, я тебя в дом свой не пущу. Иди на улицу и живи как знаешь, но домой не возвращайся". Самым страшным наказанием должно быть недовольство родителей, страх, что ты им такой будешь не нужен. А для этого родители должны быть непререкаемым авторитетом для ребенка.
У адыгов, как правило, наказывали старшего сына, а он уже отвечал за младших. В будущем, когда родители уходили из жизни, старший сын становился на место родителей, становился главой семьи. Чувство ответственности за младших в детстве помогало ему во взрослой жизни стать старшим и в семье».
Аламуддин, Махачкала: «Наказывает каждый по своему, знаю тех, кто избивал своих детей шлангом, кабелем, палкой, ударял камнями на голове, и еще тех, кто вообше детей не наказывал, и тех, кто наказывал словами. А я думаю, главное - понимать детей, бывают дети, которых невозможно ругать только словами, а надо избить хорошо, и бывает, например, если избить ребенка, то может отец сломать его жизнь.....
Рустам,Нальчик: «Все функции исполнения наказания прекрасно и с большим удовольствием исполнял мой старший брат, а от родителей я за всю жизнь, может, получал один или два раза и, скорее, в чисто церемониальном формате».
Эмма, Майкоп: «Наказывать нужно! Из психологии я вынесла то, что нельзя детей наказывать, устраивая им бойкот, то есть, молчанием. Кричать тоже не рекомендуют, лучше шлепнуть по попке разок! Детей постарше рекомендуют не наказывать, а убеждать, поощрять и мотивировать. Только это, конечно, в идеале! А меня не наказывали! А стоило! Я своего шлепаю чуть иногда, правда, в ответ он хохочет!»
